Сначала — ничего, жевал механически, не чувствуя вкуса. Но потом рецепторы очнулись — в рот хлынул насыщенный вкус. Смесь солёного и пряного мяса, сладость жареного лука и горьковатого дымка от очага. Вкус сытной и живой еды, заставил вцепиться в неё с жадностью оголодавшего волчонка.
— Ну вот! — радостно выдохнул Свен. — То-то же! Еда, парень, всё лечит и мысли в порядок приводит. А тебе сейчас особенно нужно — щуплый, как осенняя ветка. Давай-давай, набирайся сил.
Я ел, почти не дыша, ощущая, как горячий жир пачкает кожу вокруг рта, как мясные волокна застревают в зубах. Первобытное чувство возвращало в реальность, вымывая из души остатки гнева. Плотник молчал и смотрел на меня с облегчением, словно только что предотвратил большую беду.
А в моей голове, на фоне вкуса и запаха, безостановочным эхом билась мысль Кая: «Вот бы отец был рядом…»
— Его нет рядом, — вырвалось глухим голосом само по себе.
Замер с куском в руке. Осознание того, что произнёс это вслух, обожгло холодом. Чёрт, я что, говорю сам с собой? На глазах у Свена? Схожу с ума.
Медленно, боясь увидеть в глазах мужчины насмешку или испуг, поднял взгляд. Плотник смотрел встревоженно, а затем его взор смягчился, будто тот увидел за моим лицом тень кого-то другого.
— Понимаю, — тихо сказал рыжий, наклоняясь ближе, чтобы его не услышали за соседними столами. — Понимаю, что тоскуешь.
Он помолчал, подбирая слова.
— Жизнь — место суровое, парень. А жизнь в Оплоте — вдвойне. Твой отец был героем, но даже они уходят, а живым нужно жить дальше. Ты должен к этому привыкнуть.
Свен поднял на меня свои ясные глаза и в них было всё сразу: искреннее сочувствие к сироте и жёсткая правда пограничника, который видел слишком много смертей.
— Ты смекаешь, о чём я? — пытливо спросил мужчина.
Медленно прожевал и проглотил кусок мяса, больше не казавшееся таким вкусным.
— Да.
Свен выдержал паузу, давая время прийти в себя.
— Так чего ты хотел? Какое дело у тебя ко мне? Рассказывай.
Отложил остатки колбасы обратно, и ощутил, как внутри что-то сдвинулось, встало на место. Плотник говорил эти простые и жестокие слова не мне, Диме, он говорил их Каю — мальчишке, который никак не мог повзрослеть. И слова мужчины — грубые, но честные, попали точно в цель.
Я закрыл глаза и сделал то, что научился делать в шахте — потянулся к внутреннему огню. Представил, как эмоции пацана — его ярость, обида и тоска — падают в этот внутренний горн. «Огненная Ци» взревела, пожирая их без остатка, превращая детскую боль в топливо для воли.
Когда снова открыл глаза, дрожь в руках прошла. Пустота в груди наполнилась спокойной решимостью.
Невольно бросил взгляд на Финна. Тот уже цедил новую кружку, но не сводил с меня своих выцветших глаз, будто ожидая продолжения представления, но представление было окончено.
Вновь посмотрел на плотника, уже не взглядом затравленного мальчишки.
— Мы с мастером Гуннаром будем строить новые мехи. Двойные, с маховиком, — сказал ровным тоном. — Нужна ваша помощь.
Глаза Свена округлились. Мужик шумно втянул воздух, собираясь что-то сказать, но вместо этого очень долго смотрел, и во взгляде читалась буря мыслей.
— Чертёж есть? — теперь уже серьёзно спросил тот.
— Есть, — твёрдо ответил. — Здесь, — постучал пальцем по своему лбу. — Всё нарисую, объясню каждую деталь. Только… — запнулся, подбирая слова, — не спрашивайте, откуда знаю. И, если можно, пусть это останется между нами. Без подмастерьев.
Снова наступила тишина. Видел, как в голове мужчины крутятся шестерёнки. Гуннар, который десятилетиями не менял в своей кузнице ни гвоздя, вдруг решился на такое? Пацан, который вчера еле таскал уголь, сегодня говорит о маховиках и чертежах? Что, во имя всех духов, произошло в этой проклятой шахте? Он мог допытываться, мог рассмеяться в лицо, мог просто послать куда подальше, и был бы в своём праве.
Плотник поскрёб рыжую бороду, глядя так, словно решал сложную загадку.
— Ладно, — сказал наконец, хлопнув ладонями по коленям. — Разговорами сыт не будешь.
Мужик поднялся, его массивная фигура заслонила свет из окна.
— Пошли в мастерскую, — кивнул в сторону двери. — Покажешь на доске, что там за чудо-конструкция у тебя в голове. А я посмотрю, бред это или дело стоящее.