🕮 Читать книгу «Развод. Разбивая вдребезги» онлайн

— Пока бабушка жива, Снежана ещё хоть под каким-то присмотром будет, хотя опека уже точит зубы, чтобы отобрать у старухи права — здоровье, мол, не то. А потом, через годик-другой, твоя девочка останется одна. Совсем одна. Домашняя малышка, выросшая в любви мамы и бабушки, окажется брошенной в мясорубку системы. Её будут бить, Володя, до синяков и крови, унижать так, что она забудет, каково это — чувствовать себя человеком. А может, лет в 13–14 её затащат на вонючий, пропитанный мочой и плесенью матрас в углу приютской подсобки и изнасилуют — грубо, грязно, пока она будет задыхаться от слёз, боли и стыда. И знаешь, о чём она будет думать, лёжа там, раздавленная, с выжженной душой? Почему её бросили. Почему её гнида-папаша трахнул её мать, а потом вычеркнул их из своей жизни ради сытой, спокойной жизни с другой бабой и другим ребёнком!

— Ах ты, сука! — Владимир вскочил, и его кулак уже занёсся над ней, дрожа от ярости. Но в последний момент он сдержался, отшатнулся к стене, в угол комнаты, тяжело дыша, словно зверь, загнанный в клетку. Его руки тряслись, глаза налились кровью, но он не посмел её тронуть.

— Что, Володь, — Лея смотрела на него насмешливо, без тени страха, скрестив руки на груди, — правда глаза колет? Но так и будет, Корнев. Одна твоя дочь будет расти под крылом своей матери-гниды, купаясь в том, что Таня от тебя отгрызёт. А вторая… Снежана… Скорее всего, пойдёт по рукам. К 16 годам — пара абортов, выскобленных в подворотнях, синяки от побоев, а в глазах — пустота. Может, подсадят на дешёвый кайф, и она будет валяться где-нибудь под забором, пуская слюни, пока её не добьёт очередной ублюдок. Или просто сгинет в какой-нибудь канаве, и никто даже не вспомнит её имени. А всё почему, Вова? Потому что ты, романтик хренов, выбрал себя. Себя и свой поганый комфорт. Так что сиди тут, гний и думай, каково это — знать, что обе твои дочери расплачиваются за твою трусость.

Владимир стоял в углу, прижавшись спиной к холодной, облупленной стене, и его грудь вздымалась, как у загнанного зверя. Её слова — каждое, как удар кувалдой — раскалывали его изнутри, и в какой-то момент что-то в нём лопнуло. Глаза, ещё недавно тусклые и пустые, теперь полыхали бешеной, животной ненавистью. Он сжал кулаки так, что ногти впились в ладони, оставляя красные полумесяцы, а из горла вырвался низкий, рычащий звук — не то стон, не то вопль, который он едва сдерживал.

— Ты… — начал он, и голос его дрожал от ярости, срываясь на хрип. — Ты лживая, подлая тварь! — Он шагнул вперёд, и на миг показалось, что он сейчас бросится на неё, разорвёт голыми руками. Его лицо исказилось, стало почти нечеловеческим: губы дёрнулись, а вены на шее вздулись, как канаты. — Да как ты смеешь⁈ Как ты смеешь говорить о моей дочери, о Снежане, своими поганым ртом⁈ Ты — никто! Ты — шлюха на побегушках, которую купили за бабки, а теперь строишь из себя судью⁈

— Ты думаешь, я не знаю, что всё просрал⁈ — заорал он, и шагнул ещё ближе, так что Лея могла почувствовать жар его дыхания. — Думаешь, я не понимаю, что сам себя в эту яму загнал⁈ Но ты… Да я тебя сейчас придушу, сука, чтобы твой язык больше не смел её имя произносить!

Он рванулся к ней, но в последний момент остановился — в шаге, в полушаге, тяжело дыша, сжимая и разжимая кулаки. Его глаза горели ненавистью, дикой, неконтролируемой, и в них было что-то безумное, что-то, что говорило: он на грани. Ещё слово — и он сорвётся, перешагнёт черту, и тогда уже ничто его не остановит.

— Ты хочешь, чтобы я сдох тут, да? — прорычал он, и его голос стал ниже, опаснее. — Хочешь, чтобы я сгнил, зная, что моя девочка… что с ней… — Он задохнулся, не в силах договорить, и ударил себя кулаком в грудь, словно пытаясь вырвать эту боль из себя. — Я тебя ненавижу, Лея! Ненавижу так, что готов разорвать тебя на куски, а потом себя, лишь бы не слышать твоего голоса! Ты — мой ад! Ты — мой чёртов конец!

Но я выйду, Лея! Рано или поздно — выйду, сука! Выйду и тебя уничтожу! Я тебя в порошок разотру, ты будешь умолять меня тебя добить, слышишь, шлюха ты, конченая!

Лея громко и звонко рассмеялась

— Пока что, Вов, конченый здесь ты. Жалкий, старый, нищий придурок. Прими передачку, мудак, потому что других в твоей жизни больше не предвидится.

С этими словами, грациозно покачивая бедрами и стуча тонкими высокими каблучками, она направилась к выходу, но на пороге обернулась и бросила что-то.

— Держи, идиот. Это тебе напоминание о девочке, чью жизнь ты разрушил своими граблями.

На пол упала небольшая фотография Снежаны.

Лея вышла из комнаты, не сказав больше ни слова.

45

Лея приземлилась в Москве с самого утра, едва первые лучи солнца пробились сквозь серую пелену облаков. Не теряя ни минуты, она включила гарнитуру и связалась с Лорой, пока её каблуки уверенно цокали по мраморному полу аэропорта.

— Что там? — бросила она, не тратя время на приветствия.

— Ну, они пока так и торчат в Москве, никуда не торопятся, хотя вчера он заказал билеты на послезавтра. — голос Лоры в наушнике был спокойным, но с лёгкой насмешкой. — Власов ждёт тебя, надеется, что ты, как нормальная баба, сообщишь о приезде, чтобы он тебя встретил с цветочками и шампанским. Поэтому вторую и отправляет восвояси.

— Нормальные бабы дома сидят, мужей от любовниц ждут, — отрезала Лея, и её голос был острым, как лезвие. Она поправила тёмные очки, скрывающие взгляд, и ускорила шаг к выходу. — Когда она к нему заявится сегодня?

— Судя по взломанному расписанию, у них встреча намечена около одиннадцати, — ответила Лора, и в её тоне мелькнула тень злорадства. — Через полтора часа. Вот умный же мужик, а до сих пор Outlook пользует — ломается на раз-два, как детский замок. Что делать будешь?

— Оооо, гляну на обоих, — Лея скользнула в подъехавшее такси, захлопнув дверцу с лёгким щелчком. Её голос стал ниже, почти мурлыкающим, но в нём чувствовалась сталь. — Что-то мне подсказывает, что эта встреча будет незабываемой. Для всех нас. И, надеюсь, последней.

— Лея… — Лора замялась, будто не решаясь продолжить.

— Что? — нетерпеливо бросила Лея, глядя в окно на проплывающие мимо серые московские улицы.

— Власов кольцо заказал. Дорогое. Harry Winston, сука, с голубым бриллиантом.

Лея замерла на секунду, а потом рассмеялась — коротко, холодно, как звук ломающегося стекла. Она откинулась на сиденье, скрестив ноги, и её пальцы небрежно постучали по кожаной сумке.

— Ну вот и будет ему утешение, — сказала она, и в её голосе не было ни капли жалости, только предвкушение. — Пусть носит на память. Если, конечно, пальцы целы останутся после сегодняшнего.

Она подъехала к офису Андрея, но из машины не выходила. До встречи оставалось около десяти минут, когда из подъехавшей Ауди выскользнула знакомая фигурка женщины и как несколько дней назад змеей скользнула в здание.

Лея ухмыльнулась, потянулась и вышла следом, на ходу снимая черные очки.

Она быстро пересекла холл, не удостоив взглядом ни сверкающий мрамор пола, ни суетящихся сотрудников. Лифт доставил её на третий этаж, где находился кабинет Власова, и Лея шагнула в коридор с той же уверенной лёгкостью, с какой входила в любую игру. Она не волновалась — нет, это было бы слишком громким словом. Скорее, её накрывала странная усталость, почти апатия, от осознания, что через несколько минут карты лягут на стол, и маски будут сброшены. Всё, ради чего она сюда ехала, вот-вот станет явным.