🕮 Читать книгу «Развод. Разбивая вдребезги» онлайн

— Пока мы тут болтаем, Корнев, твою передачку проверяют, — Лея бросила это небрежно, словно между делом, оборачиваясь к нему и садясь за стол с той же звериной грацией. — Вещи, сигареты, еда, всё для гигиены — полный набор. Смотрю, с друзьями у тебя тоже швах, раз никто даже жрачки не подкинул.

— Друзья хороши, когда в кармане звенит, — горько усмехнулся Владимир, и в его голосе сквозила усталость, смешанная с тенью былой злости. — Зачем ты пришла, Лея? Любопытство фотографа заело? Зеков ещё не снимала?

Она прищурилась, глядя на него сверху вниз, хотя сидела. Её глаза сверкнули — холодно, остро, как вспышка объектива.

— Ты пока не осужденный, Корнев, а всего лишь обвиняемый. Если я, конечно, не путаю вашу казённую терминологию, — она выделила последнее слово, будто пробуя его на вкус, и тут же продолжила, не давая ему вставить ни звука. — Какие там статьи у тебя? 159-я, мошенничество, и 199-я, уклонение от налогов, да? Н-да… Пять-семь лет тебе светит, как пить дать. Вот там, за решёткой, и отточишь своё остроумие с язвительностью. Будет где разгуляться, — её губы дрогнули в едва заметной усмешке, но в ней не было ни капли сочувствия, только сталь.

Он плотно сжал зубы, так что желваки заходили под серой кожей, а взгляд его стал тяжёлым, как свинец.

— А пришла я, Корнев, чтобы твои иллюзии разнести в щепки, — Лея выпрямилась, её голос резал, как скальпель, холодный и точный. — Чтобы ты, Володя, наконец допёр, кто тебя поимел. По-настоящему.

— Раскопала? — выдавил он, и в этом слове было больше яда, чем вопроса.

— А чего тут копать-то было, Вов? — она чуть склонила голову, будто удивляясь его наивности. — Меня наняли, чтобы я твою жизнь разхуярила по кирпичикам, до фундамента, и чтобы от нее даже пыли не осталось.

Он дёрнулся всем телом, словно от удара, а в глазах вспыхнул огонь — смесь недоверия, ярости и такой дикой, невыносимой боли, что на миг показалось, будто он сейчас развалится на части. Но Лея даже бровью не повела, продолжая смотреть на него с ледяным спокойствием.

— Я, Корнев, должна была влезть тебе под кожу, — её голос понизился, стал почти интимным, но в этой интимности таилась угроза. — Стать твоим наркотиком, твоим личным вирусом, который разъедает изнутри, медленно, но верно. Я должна была отнять у тебя семью, разнести в клочья твои отношения с Таней. Вова, ты серьёзно думаешь, что мне от тебя хоть что-то было нужно? — она усмехнулась, и в этой усмешке сквозило презрение, острое, как бритва. — Да мне за твою голову отвалили десять миллионов баксов. Н-да, Корнев, а ты, романтик хренов, даже не трахнул меня. Смешно, правда?

Ему смешно не было. Он моргнул несколько раз, и Лея вдруг увидела как блеснули в свете казенных ламп его глаза. Не от огня блеснули, совсем не от огня.

— Десять миллионов… — выдавил он наконец, и голос его был хриплым, как будто горло пересохло от долгого молчания. — И что, Лея, ты теперь гордишься? Пришла похвастаться, как ловко меня уделала?

Она чуть наклонилась вперёд, опершись локтями на стол, и её лицо оказалось так близко, что он мог разглядеть каждую чёрточку в её холодных, безупречных чертах. Но вблизи она казалась ещё более чужой, ещё более недосягаемой.

— Горжусь? — переспросила она, и в её тоне скользнула насмешка, тонкая, как лезвие. — Нет, Вова, мне просто плевать. Ты был работой — только работой. Заказ выполнен, деньги на счету, а ты… ты теперь здесь, в этом вонючем загоне, где даже крысы тебя скоро перестанут замечать. А знаешь, что самое смешное: ты сам себя обманул, своими же соплями и сказками. Я просто сыграла роль, которую мне заказали. И знаешь что? Я даже не старалась особо — ты сам всё сделал за меня. Сам влюбился, сам себя подставил, сам рухнул. Я только подтолкнула. Легонько.

Он молчал, глядя в стол, словно там мог найти ответы. А Лея поднялась, отряхнула невидимую пылинку с платья и посмотрела на него сверху вниз — как на раздавленного жука, который ещё шевелит лапками, но уже не жилец.

— Не хочешь узнать, кто меня нанял, Вов?

— Зачем? — глухо спросил он. — Какая мне разница… комбинат теперь уже не мой….

— А тебя не ради комбината уничтожали, Володь, — вдруг сказала Лея, и её слова повисли в воздухе, тяжёлые, как приговор. — Не всё так легко и просто оказалось. Заказчик твой комбинат отдал тем, кто его хотел, а сам даже пальцем не пошевелил, чтобы его взять. Тебя, Вов, уничтожали за другое.

Она замолчала, наблюдая, как его голова медленно опускается на грудь, как будто он пытается спрятаться от её слов. Но Лея не собиралась останавливаться.

— Ты, Вова, могилу себе своими руками вырыл семь лет назад. Помнишь Ольгу Воропаеву?

Корнев вздрогнул, словно его ударили током, и медленно поднял глаза. В них плескалось удивление, смешанное с ужасом, как у человека, который внезапно увидел призрак.

— От… откуда ты знаешь? — голос его надтреснулся, как сухое дерево под топором. — Что ты…

— Оля, чучело, от тебя ребёнка родила, ты ведь это знал, не так ли? — Лея шагнула ближе, её взгляд вонзился в него, как клинок.

— Я узнал… узнал только полмесяца назад, — Владимир смотрел на неё, и его лицо исказилось, будто от удара. Каждое слово Леи было приговором, адской болью, что проникала до костей, до самого нутра, выворачивая его наизнанку.

— А то, Вов, что заказал тебя тот, кто Ольгу любил больше жизни, — продолжила она, и её голос стал тише, но от этого только страшнее. — И после её смерти решил тебя уничтожить. Нашёл меня — ведь я копия Оли, согласись, похожа… — Лея чуть повернулась, заставляя его посмотреть на себя: на её точёный профиль, на золотистые волосы, на глаза, что могли бы быть зеркалом тех, что он когда-то знал. — А ты… с радостью заглотил наживку. Член свой благодари за то, что сейчас здесь сидишь, Корнев.

Каждое её слово хлестало, как плеть, наотмашь, раздирая до костей, до живого мяса. Он попытался что-то сказать, но горло сжалось, и вместо слов вырвался только сдавленный хрип.

— Она, пока жива была, приказала тебя не трогать, — Лея выпрямилась, и в её голосе впервые мелькнула тень чего-то человеческого — презрения, смешанного с жалостью. — Любила тебя, урода, до потери сознания. Как, Вов, как ты мог не понять? Не почувствовать, что рядом была такая женщина? На кого ты её променял, а? На Таню, что сейчас твои объедки делит? На меня, что за деньги тебя в могилу свела? Ведь Оля единственная видела в тебе не кошелёк на лапках, а человека! Ей нужен был не твой бизнес, не твой статус, а ты сам, придурок! А ты…

Лея сделала глубокий вздох, словно собираясь с силами, чтобы добить его окончательно.

— Знаешь, что будет теперь, Корнев? — она посмотрела на него, и в её глазах не было ни капли милосердия, только холодная, безжалостная пустота. — Ты сгниёшь здесь. Не потому, что тебя посадили, а потому, что внутри тебя уже ничего нет. Ты сам себя убил семь лет назад, когда бросил её. Таня раздербанит всё твоё имущество и даже больше, размахивая своими материнскими правами, как знаменем, мол, детей защищать надо. Подозреваю, следующим её шагом станет лишение тебя родительских прав. И она это сделает, Вова, не сомневайся. А дочь твоя, Володя, сейчас в приюте! В приюте, ублюдок! Доходит до тебя или нет? И знаешь, какая жизнь её ждёт?

Лея шагнула к нему и почти силой подняла его голову, вцепившись пальцами в подбородок, заставляя встретиться с её взглядом. Её ногти впились в его кожу, но он даже не дёрнулся — слишком ошеломлённый, слишком сломленный.