— Есть ведь еще что-то? — Владимир сразу почувствовал, что жена что-то недоговаривает.
— Что, — ехидно улыбнулась Таня, — уже донесли?
— Таня…. — вздохнул Владимир.
— Володь, ситуация яйца выеденного не стоит. Ну да, нагрубила мне девчонка сегодня….
— Лея? — недоверчиво перепросил он, хмурясь. — Нагрубила?
— Володь, у нас есть правила дресс-кода, когда я попыталась ей их объяснить, она…. Ну, — Таня усмехнулась, — говоря коротко: она меня послала. Понятно, что не прямым текстом, но послала.
Владимир отстранился и сел на своем место, подавив тяжелый вздох.
— Тань… Я что-то не понял, — сказал он, его голос был низким, почти сдавленным. — Ты прицепилась к ней… из-за чего? Из-за шмоток? Серьёзно?
Татьяна выпрямилась, её губы сжались в тонкую линию, а в глазах мелькнула искра раздражения.
— Не из-за шмоток, Володь, а из-за принципа, — отрезала она, скрестив руки на груди. — Она ходит в джинсах, свитерах, каких-то потёртых кедах — это заводоуправление, а не фотостудия на Невском. У нас есть стандарты, и я ей об этом сказала. А она в ответ заявила, что в её договоре дресс-кода нет, и будет носить что хочет.
Владимир откинулся на спинку кресла, его пальцы забарабанили по подлокотнику. Он смотрел на жену несколько секунд, словно взвешивая её слова, а потом тихо хмыкнул.
— Тань, — начал он, стараясь держать голос ровным, — у нас сейчас комбинат тонет, крыса где-то рядом, а ты мне про кеды рассказываешь? Она умная, ты сама сказала. Предложения дельные, газету встряхнёт. И что, из-за джинсов ты с ней воевать собралась?
Татьяна вспыхнула, её щёки слегка порозовели, но она не отвела взгляд.
— Володь, а тебя не смущает, что она грубит мне при всех? Вообще-то я — ее прямая начальница. Хочешь процитирую? «Скакать за Владимиром Васильевичем по цехам, лестницам и округу, я предпочитаю в удобной одежде, а не в том, что нравится вам. Один раз я уже сверкнула лифчиком, сверкать трусами у меня желания нет, мое здоровье и удобство мне намного дороже. » Это, по-твоему, нормально? При всех, Володь, при всём отделе!
Владимир замер, его брови поползли вверх, а потом он медленно откинулся на спинку кресла, подавляя смешок, который невольно рвался наружу. Он провёл рукой по глазам, потирая переносицу, и посмотрел на жену с усталым, но слегка удивлённым взглядом.
— Тань… — начал он, и в его голосе мелькнула тень веселья, быстро смытая серьёзностью. — Она это серьёзно сказала? Про лифчик и трусы?
— Серьёзно или нет, какая разница? — Татьяна повысила голос, её руки сжались в кулаки. — Это наглость, Володь! Она меня на посмешище выставила перед всеми — перед Марией, перед Ларой, перед этими курицами из делопроизводства! И ты хочешь, чтобы я это проглотила?
Владимир вздохнул, теперь уже не сдерживая тяжёлого выдоха, и посмотрел на неё с какой-то смесью сочувствия и раздражения.
— Тань, я понимаю, что тебе это не понравилось. Но, чёрт возьми, она права в одном — если она по цехам за мной носится, в юбке и на каблуках ей там делать нечего. Ты сама бы в таком не пошла. А про лифчик… — он хмыкнул, качнув головой, — это, конечно, перебор, — по губам скользнула улыбка, — но смешно. Может, она просто неудачно пошутила?
— Пошутила⁈ — Татьяна чуть не задохнулась от возмущения. — Выходя добавила при всех, Володя! При всех: «Раз уж всем так интересны мои трусы, то сообщаю: они удобные, красивые и кружевные. Кому интересно, дамы, могу подсказать магазин.»
Щёки Владимира враз побагровели, будто кто-то включил лампу под его кожей. Он замер, его рот приоткрылся, а потом он резко кашлянул в кулак, пытаясь скрыть смесь неловкости, удивления и невольного веселья. Его взгляд метнулся к Татьяне, потом скользнул в сторону, словно он пытался представить эту сцену — Лею, гордо бросающую эту фразу, и ошарашенных сотрудников, застывших с раскрытыми ртами.
— Это… — начал он, но осёкся, потирая подбородок, его пальцы слегка дрожали от сдерживаемого смеха. — Это она, конечно, лихо завернула.
— Завернула⁈ — Татьяна вскочила с кресла, её каблуки гневно стукнули по паркету. — Это не «лихо», Володь, это хамство! Она меня унизила перед всем отделом, а ты сидишь и ухмыляешься, как будто это анекдот!
Владимир поднял ладони, словно защищаясь.
— Тань, не кричи, — сказал он, стараясь вернуть голосу твёрдость. — Я не ухмыляюсь, я просто… Чёрт, перегнула она палку. Но ты сама её зацепила с этим дресс-кодом. Она что, правда так сказала? Про магазин? — губы дрожали от смеха.
— Правда! — рявкнула Татьяна, её голос дрожал от ярости. — И ушла, хлопнув дверью, а эти курицы из канцелярии потом шушукались в коридоре, как базарные тётки! Это не просто дерзость, это вызов, Володь! И ты хочешь, чтобы я это стерпела?
Владимир откинулся в кресле, провёл рукой по волосам, ероша их ещё сильнее, и выдохнул, глядя на жену с усталым сочувствием.
— Что ты хочешь, Тань? Чтобы я её уволил из-за, прости, кружевных трусов? — у Владимира полыхали уже не только щеки, но и уши, его лицо стало почти малиновым от смеси смущения и раздражения. Он шумно выдохнул, пытаясь взять себя в руки, и продолжил, его голос стал ниже: — Тань, девчонка дерзка и неуправляема, это правда. Она не умеет работать в команде — она вольный художник, привыкла всё делать по-своему. Поэтому я и попросил тебя ей помочь… Не ругаться, не притеснять… Таня, чёрт возьми, да помоги ты мне, это так сложно?
Татьяна молчала, отведя глаза в сторону, её пальцы нервно теребили край рукава пиджака. Она не могла сказать Володе правду — что эта малознакомая светловолосая выскочка вызывает у неё жесточайшее отторжение, почти инстинктивную злость, которая поднималась из глубины живота и сжимала горло. Это было необъяснимо, иррационально, но каждый взгляд Леи, каждое её слово задевали Татьяну, как песок в ране. Она стиснула зубы, пряча это чувство за холодной маской.
— Таня, — устало сказал Владимир, прикрывая глаза ладонью, словно пытаясь отгородиться от всего мира. Его голос стал тише, почти надломленным: — Я поговорю с ней. Больше такого не будет. Но и ты постарайся… Тань… Мне сейчас наша семья нужна. Ты, дети… Очень нужна…