🕮 Читать книгу «Развод. Разбивая вдребезги» онлайн

— По моей части вопросов нет, — в голосе ее сквозило показное равнодушие, но внимательные глаза Леи сразу углядели напряжение между женщинами. Может Мария бы и высказала свое мнение, но не стала лезть в вотчину Татьяны.

Лара из PR только едва заметно повела плечом.

— У вас, Лея Вадимовна, — внезапно протянула Татьяна, — похоже есть, что сказать… Вы так внимательно и громко… думаете.

— Что я могу сказать, Татьяна Валерьевна? — ответила Лея ровно, с уважительным тоном, не давая себя спровоцировать. Она слегка наклонила голову, выдерживая взгляд начальницы. — Я работаю пятый день, но думаю, фотографии в номер не подкачали.

В комнате повисла тишина. Евгения Марковна бросила на Лею быстрый взгляд, полный одобрения, а Валентин Сергеевич замер, будто боялся дышать. Татьяна продолжала смотреть на Лею, её глаза сузились, но губы тронула едва заметная улыбка — холодная, как зимнее солнце.

— Это все, что может сказать хваленый специалист? — пропела Татьяна, чуть прищурив глаза. — Вас для этого на работу взяли?

Лея едва заметно улыбнулась одними губами.

— Хотите моего мнения, Татьяна Валерьевна? Хорошо. Хоть я здесь и пятый день, но скажу как есть. Тексты статей — великолепные, живые и органичные, чувствуется рука мастера, особенно в работе Евгении Марковны. Фотографии, с моим приходом, стали лучше, чем у большинства в этой области — это не похвальба, а факт, сравните с любым региональным изданием. Но вот сам формат… — Лея сделала паузу, выдерживая взгляд начальницы, — у меня стойкое ощущение, что я оказалась не то что в прошлом веке, а где-то в эпохе позднего СССР. Верстка устарела лет на двадцать: шрифты громоздкие, макет перегружен, цветовая палитра тусклая, как будто мы до сих пор печатаем на газетной бумаге из девяностых. Читателю это не зайдёт — сейчас люди хотят чистоты, минимализма, визуальной динамики. А у нас — сплошной текст и фото, которые тонут в этом месиве. Если мы хотим, чтобы газета не просто лежала на столах, а работала на репутацию комбината, нужно менять подход. Полностью.

Татьяна медленно наклонила голову, её взгляд стал ещё острее, словно она пыталась разглядеть в Лее что-то большее, чем просто дерзкую новенькую. Она постучала длинными пальцами по столу — ритмично, как метроном, — и наконец заговорила, её голос оставался ледяным, но в нём появилась новая нотка, почти насмешливая.

— Выходит, Лея Вадимовна, вы за пять дней разобрались, как нам тут всем работать? — Она чуть приподняла бровь. — Формат, значит, устарел? А вы не подумали, что он проверен временем? Наши читатели — рабочие, инженеры, люди простые, возрастные. Они газету в руках держат, а не в экранах копаются. Им не нужны ваши столичные выкрутасы с «минимализмом» и «визуальной динамикой». Молодёжь и так интернет листает, а нашим людям нужны факты, а не глянец.

Лея не дрогнула, выдерживая паузу ровно столько, чтобы показать: она не боится. Затем ответила, её тон был спокойным, но твёрдым, как сталь:

— Вы правы, Татьяна Валерьевна, газета — это для возрастных, тех, кто привык к бумаге. Но даже они не слепые и не застряли в прошлом. Да, молодёжь ушла в онлайн, но и рабочие, и инженеры — те же люди, что смотрят телевизор, листают сайты на телефонах, видят рекламу. Они привыкли к тому, что информация подаётся понятно и красиво, а не тонет в сером месиве текста. Я не про глянец говорю и не про молодёжь — я про то, что даже ваша аудитория хочет читать удобно. Устаревшая верстка — это не «проверено временем», это просто лень менять. Посмотрите на статистику Николая из PR: да, он выложил мои фото в соцсети, и просмотры пошли вверх — но это значит, что даже онлайн-аудитория комбината готова реагировать. А бумажный номер? Дайте ему тот же уровень — снимки, которые цепляют, заголовки, которые видно без лупы, и тексты Евгении Марковны заиграют так, что их будут обсуждать за обедом.

Она налила себе воды и продолжила.

— И второе, вы говорите молодежь ушла в интернет — верно. Однако у вас на комбинате работают целые поколения семей, которые живут на округе Владимира Васильевича, молодые специалисты, которые были выращены этим комбинатом, которым комбинат и Владимир Васильевич дали возможность учиться и работать. Да, они в интернете, но их мамы и папы, которые тоже живут в вашем округе, их бабушки, дедушки, друзья — они все живут в округе. И кому из них не хотелось бы увидеть родных и близких на страницах пусть бумажного, но интересного издания? Люди не проходят мимо газеты, если там их фото — это закон. Доказано тысячу раз: снимок сына на первой полосе, история дочки-стажёрки, успех соседа — и газета уже в руках, её листают, читают, обсуждают. Думаете, молодые специалисты — те, что выросли на комбинате, — не схватят номер, если их красивое фото, их имя, их достижения поданы грамотно и с уважением? Они будут — и не просто читать, а хвастаться перед друзьями, выкладывать в тот же интернет. Потому что это не просто бумага — это связь между поколениями, между комбинатом и людьми. А сейчас эта связь тонет в унылом дизайне и скуке.

— Третье, — она выдохнула, — заметив, что полностью завладела вниманием всех в кабинете, даже Татьяны, — я проехалась по округу. А потом полистала газету. Успехи — есть, проекты комбината — есть. Работа Владимира Васильевича в качестве депутата и ген.директора — есть. А, простите, где поднятие проблем? Если я правильно понимаю, работники комбината — сверхлояльны. Даже если Владимир Васильевич ногу инвалиду отгрызет у всех на глазах — они простят и поймут… Ой, — Лея прикусила язык, видя как округляются глаза окружающих и как багровеет Татьяна, — простите…. Ну это… в общем, а остальные? Люди, которые не связаны с комбинатом напрямую? Думаю немного перца под зад администрации района добавить можно и нужно. Проблемы с дорогами, ЖКХ, школами — они же на виду, их обсуждают на лавочках и в очередях. Газета могла бы показать, что комбинат не только хвалится, но и слышит людей. Это прибавит доверия — и не только среди своих.

Татьяна медленно выдохнула через нос, её лицо всё ещё было напряжённым, но багровость начала спадать. Она сжала губы в тонкую линию, а затем заговорила, её голос был ледяным, но с едва заметной дрожью сдерживаемого гнева:

— Вы, Лея Вадимовна, похоже, решили, что газете пора стать трибуной для жалоб? Мы тут не оппозицию разводим. Наша задача — показывать работу комбината, достижения, а не копаться в грязи, которую администрация и без нас разгребает. Вы хоть понимаете, какие последствия будут, если мы начнём этот ваш «перец» добавлять?

Лея не отвела взгляд, её губы тронула лёгкая улыбка — не дерзкая, но уверенная.

— Ой, да ладно. Конечно последствия будут — люди начнут газету читать, а не просто подкладывать под картошку. Я не про оппозицию говорю и не про грязь. Я про то, что, если поднять пару реальных проблем — тех же ям на дорогах или холодных батарей в детсаду — и показать, как комбинат или Владимир Васильевич их решают, это не жалоба, а победа. Лояльные и так никуда не денутся, а вот остальные — те, кто ворчит на лавочках, — начнут видеть в комбинате не только работодателя, но и союзника. Это не перец ради перца, а способ сделать газету живой. И нужной.

Лара из пиара чуть прикрыла губы ладонью, сдерживая улыбку. Мария тихо откашлялась.

— У нас есть обращения граждан, — дипломатично заметила она, — можно подать рубрику: проблема и ее решение. Мы все равно работаем с администрацией, пишем запросы, встречаемся на совещаниях — почему нет? Если добавить немного, совсем немного критики, это не помешает….

Крылья носа Татьяны едва заметно затрепетали — она была недовольна, но отлично владела лицом.

— Хорошо. Пусть этот номер выходит как есть, — подумав, решила она. — А в следующем… покреативим. Вижу, Лея Вадимовна, энергия из вас так и вырывается…. Только в следующий раз прошу являться на работу в соответствующем виде.

Лея резко подняла голову, её брови поползли вверх, а в глазах мелькнуло неподдельное удивление.

— Не поняла? — переспросила она, её голос стал ниже, с лёгкой хрипотцой. — Что вас не устраивает в моём внешнем виде? Я что, простите, сиськи оголила? Или в мини-юбке заявилась?

В комнате повисла гробовая тишина. Евгения Марковна замерла с открытым ртом, Валентин Сергеевич закашлялся, а одна из сотрудниц делопроизводства прикрыла лицо папкой, будто прячась от неловкости. Татьяна же чуть прищурилась, её улыбка стала шире, но холоднее, и она ответила с явным ехидством:

— О, в этом вы, как показала практика, уже преуспели. Слухи о вашем… перформансе в цеху до сих пор гуляют. Но комбинат и заводоуправление — это вам не клуб и не кафешка у дороги. Джинсы, свитера, эти ваши кеды потёртые — у нас такой стиль не приветствуется. Здесь работают серьёзные люди, Лея Вадимовна, и выглядеть нужно соответственно.

Лея ушам своим не верила. Эта женщина только что решила проехаться по ней основательно, цепляясь к мелочам и явно провоцируя на ответный выпад.

— В моём трудовом договоре, Татьяна Валерьевна, — отчеканила она, — пункта о дресс-коде нет. Я его читала — внимательно, поверьте. Там сказано про выполнение обязанностей, сроки, оплату, но ни слова про джинсы, свитера или кеды. Поэтому я оставляю за собой право работать в той одежде, в которой мне удобно и которая не мешает делу. И знаете, скакать за Владимиром Васильевичем по цехам, лестницам и округу, я предпочитаю в удобной одежде, а не в том, что нравится вам. Один раз я уже сверкнула лифчиком, сверкать еще и трусами у меня желания нет, мое здоровье и удобство мне намного дороже.

Татьяна резко поднялась.