🕮 Читать книгу «Развод. Разбивая вдребезги» онлайн

Лея вышла из своего укрытия, как только за Корневым захлопнулась дверь кабинета.

— Выживу? — она скосила глаза на Стеллу.

— Не сомневаюсь, — одними глазами улыбнулась та. — Злой, но не на вас. Идите, через минуту принесу кофе.

Лея вздохнула, сделала спокойное лицо и зашла в кабинет.

Корнев ждал ее у окна, глядя на комбинат через мокрое стекло, опираясь на подоконник обеими руками.

— Владимир Васильевич, — откашлялась Лея, прекрасно сознавая, что он услышал, как она зашла.

Но оборачиваться он не спешил, словно справляясь с собственными эмоциями. Лея замерла, терпеливо ожидая его хода.

— Нужно ли мне говорить, чтобы ты не разглашала информацию о том, что произошло? — резко, даже через чур резко сказал он.

— Трепаться не привыкла, — холодно отрезала Лея.

Наконец Корнев медленно повернулся, и его взгляд — тяжелый, как свинец, — прошелся по ней с ног до головы. Он заметил все: легкую усталость в ее осанке, смену одежды, темно-синюю футболку с эмблемой комбината, которая обтягивала тело. Как Лея и рассчитывала, его глаза на несколько секунд задержались на ее груди — там, где ткань подчеркивала отсутствие белья, — но это было мимолетно, почти инстинктивно. Однако, подняв взгляд к ее лицу, он остался непроницаемым, холодным, как лед на стекле за его спиной. Только челюсть чуть сжалась, выдавая напряжение.

Он поймал ее глаза своими, и в этот момент тишина лопнула.

— Кто ты? — вопрос прозвучал как выстрел в лоб, без предисловий, без смягчения.

Лея выдержала его взгляд, не дрогнув. Внутри у нее все сжалось — не от страха, а от осознания, что этот вопрос значит больше, чем просто любопытство. Вот оно…. Тонкая грань, по которой следует пройти с точностью акробатки.

— Фотограф, которому вы позволили снимать комбинат, — ответила она без смущения, лишь устало вздохнув, точно его вопрос задел нечто у нее в душе.

Корнев чуть прищурился, и его голос упал, тяжелый и холодный, как лед, брошенный в бокал с вином:

— Фотограф с мировым именем, чьи фотографии уходят с аукционов за рекордные суммы?

Слова повисли в воздухе, острые и точные, как будто он давно копал под нее и теперь выложил карты на стол. Лея медленно отвернулась, не отвечая сразу. Она подошла к столу, устало оперлась руками о столешницу, чувствуя холод дерева под ладонями, и бросила сумку с камерой на кресло рядом. Ее молчание было не слабостью, а паузой — она давала ему пространство, пусть говорит, пусть раскрывается сам.

Корнев шагнул ближе, его шаги были почти неслышны на ковре, но она чувствовала его присутствие за спиной — тяжелое, давящее. Он остановился в паре метров, и Лея знала: он смотрит на нее, изучает, ищет трещину в ее броне так же, как она искала в его. Она выпрямилась, но не обернулась, оставляя инициативу ему.

— Ты хочешь, чтобы я поверил в случайность встречи на богом забытой тропе фотографа такого уровня?

Лея тихо рассмеялась — коротко, почти невесело, но с ноткой вызова. Она медленно обернулась, поднимая взгляд к нему, и чуть дрогнула — он стоял ближе, чем она думала. Его карие глаза были совсем рядом, холодные, но горящие каким-то внутренним огнем, и от этого расстояния у нее на миг перехватило дыхание. Она быстро взяла себя в руки, склонила голову набок и посмотрела прямо в него, не отводя глаз.

— А где вы рассчитывали встретить? — спросила она, и в ее голосе мелькнула легкая насмешка. — На светском приеме за бокалом шампанского? На вернисаже? В Московском салоне? В пафосном ресторане? Где?

Она сделала паузу, давая словам осесть, и чуть прищурилась, словно поддразнивая его, но в ее взгляде был не только вызов — там горела искра, которая говорила: попробуй меня переиграть. Корнев стоял близко, слишком близко, и она чувствовала его дыхание — ровное, но напряженное. Лея решила пойти дальше, отбросив формальности.

— Фотографии не там делаются, Владимир, — она принципиально опустила отчество, и это прозвучало как щелчок затвора, резкий и намеренный. — Мои фотографии, которые уходят за рекордные суммы, — это кровь, пот, усталость, работа в богом забытых местах, под палящим солнцем или на дороге с козой! Не знал этого, да? Или ты считал, что только твоя работа сложная? Что только ты выкладываешься по полной? И знаешь, гораздо чаще я не на тусовках зависаю, а по колено в дерьме, болотах или мазуте стою! Смотрю на боль, усталость, работу или жизнь других! На детей, которые умирают от голода, на женщин, которые тащат воду через пустыню, на мужчин, которые ломают спины ради куска хлеба! Я не сижу в теплых галереях, пока мои снимки висят на стенах — я там, где они рождаются, где каждый кадр — это борьба, риск и правда! Так что да, спасибо, что не дал сгинуть с козой. А своей СБ скажи, что херово роют — если бы копали глубже, знали бы, что я не из тех, кто боится испачкать руки!

Она выпрямилась, глядя ему прямо в глаза, и ее голос, начавшийся с насмешки, к концу стал жестким, почти звенящим от сдерживаемой силы.

— Что ты забыла у нас? — процедил он сквозь зубы, не уступая ни на грань. — Хочешь сказать, что случайно оказалась здесь?

Лея горько засмеялась — коротко, с ноткой усталости, которая прорвалась сквозь ее броню. Она посмотрела на него и ее глаза, обычно цепкие и уверенные, на миг затуманились.

— Я устала, Владимир, — сказала она, и в ее голосе не было игры, только правда, тяжелая, как камень. — Африка из меня душу вынула. Я ведь никогда не хотела быть военным фотографом, снимать боль и смерть. Я поехала снимать самобытные племена, дикую природу, иную культуру. А там смерть — это неотъемлемая часть жизни. Там… это обыденность. Болезни, голод, избитые дети, изнасилованные женщины, которых даже за людей не держат… Мужчины, что умирают за миску еды, матери, что хоронят младенцев в песке, потому что нет сил копать глубже. Я видела, как люди разлагаются заживо от лихорадки, как деревни вырезают за ночь, как дети с автоматами стреляют друг в друга, не зная, зачем. Это не кадры для аукционов — это кошмары, которые я таскаю с собой. И я приехала сюда не случайно, а потому что хотела снять что-то другое — работу, жизнь, людей, которые строят, а не разрушают. Увидеть не смерть, а борьбу за что-то стоящее. Вот что я забыла у вас.

Она замолчала, опустив взгляд на свои руки, которые чуть дрожали — не от страха, а от того, что она выложила больше, чем собиралась. Африка ударила ее сильнее, чем она была готова признать даже себе, и сейчас эта правда вырвалась наружу, почти против ее воли. Лея подняла глаза на Корнева, ожидая его реакции, но не отступая.

— Те фото, что были проданы — лишь малая часть того, что осталось в памяти. То, что я хотела оставить, а все остальное — стереть… Выжечь из головы, как ржавчину с металла. Но оно не уходит, Владимир. Оно цепляется, как песок в пустыне — везде, в каждом углу, в каждом вдохе.

Корнев молчал, глядя на нее с той же непроницаемой маской, но что-то в его позе изменилось — напряжение в плечах ослабло, хоть и едва заметно. Он отвернулся, шагнул к шкафу у стены и достал бутылку виски. Движение было небрежным, почти механическим: он плеснул янтарную жидкость в два стакана, не спрашивая, хочет ли она. Протянул один ей, и Лея молча приняла, чуть задев его стакан краем своего — легкий звон стекла прозвучал как точка в ее исповеди. Она сделала глоток, чувствуя, как тепло виски обжигает горло, и опустилась в кресло напротив него.