🕮 Читать книгу «Развод. Разбивая вдребезги» онлайн

Лея молча подала маленькую флешку, присаживаясь напротив. Стелла принесла напитки и поднос с маленькими порционными тарталетками и пирожными, поставив перед начальником. Корнев даже не взглянул на еду — его внимание было полностью поглощено флешкой. Он вставил ее в ноутбук, нахмурился, глядя на экран, и начал пролистывать фотографии. Лея откинулась на спинку кресла, взяла чашку с чаем и сделала глоток, позволяя горячему напитку согреть горло. Она не торопилась — пусть смотрит, тоскливо поглядывая на тарелку с едой.

— Возьми себе, — не отрывая взгляда от большого монитора, вдруг сказал Корнев.

— Что? — Лея не поняла.

— Возьми себе еду, — он бросил на нее быстрый, насмешливый взгляд. — Похоже я не один сегодня без обеда.

Лея замерла на секунду, удивленная этой неожиданной наблюдательностью, но тут же улыбнулась — слегка, с легким намеком на благодарность.

Она не стала спорить или притворяться, что не голодна, — протянула руку, взяла тарталетку и откусила, стараясь не торопиться, хотя хотелось проглотить ее целиком. А потом, уже смелее — еще парочку.

Ей показалось, что на долю секунды тонкие губы Корнева едва заметно дрогнули в улыбке.

— Фотографии отменные, — заметил он минут через десять. — Я удалил те, которые захватили то, что захватывать не должны. Остальные, Лея, твои. Какие дальнейшие планы?

— Я сегодня сняла общие кадры, — ровно ответила женщина, — завтра — цеха, послезавтра — люди. Те, кто согласятся, чтобы их засняли. Ведь предприятие — это прежде всего люди.

Она посмотрела на него, ожидая реакции. Корнев откинулся на спинку кресла, впервые за все время оторвав взгляд от экрана, и посмотрел на нее — не холодно, не насмешливо, а с каким-то новым интересом. Его карие глаза чуть прищурились, словно он оценивал не только ее слова, но и то, как она их подала.

— Люди, значит, — повторил он тихо, будто пробуя эту мысль на вкус. — Хорошо. Снимай. Но помни: все через меня. Никаких утечек.

— Естественно, — согласилась Лея, выдержав его взгляд.

Он протянул ей карту памяти, давая понять, что разговор окончен, и прежде чем она вышла из кабинета, казалось, забыл о ее существовании.

19

Второй день съемок протекал так же интенсивно, как и первый, не смотря на испортившуюся погоду. Лея снимала цеха, огромные, наполненные запахами и звуками работающих машин. Цеха дышали жаром: тепло поднималось от оборудования, смешивалось с холодом, проникающим снаружи, и создавало странный контраст, от которого у Леи слегка кружилась голова. Она двигалась осторожно, следуя за Иваном, который сегодня был еще более собранным, чем вчера, — видимо, снег, ветер и сырость не улучшили его настроение.

Лея снимала все: массивные станки, покрытые тонким слоем пыли и масла; клубы пара, вырывающиеся из труб и подсвеченные тусклым светом ламп; рабочих в защитных касках, мелькающих между оборудованием. Она ловила детали — ржавую цепь, свисающую с потолка, отблеск света на мокром полу, тень механизма на кирпичной стене. Каждый кадр был как кусочек пазла, который она собирала, чтобы показать душу этого места — суровую, но живую.

Сегодня для работы она выбрала совсем другой образ — не дерзкой кошки, который вчера не зацепил Корнева совсем, а напротив, самый обыкновенный, рабочий, похожий на тот, что был на ней в здании Парламента — простые брюки, простой джемпер, минимум косметики.

И вдруг с удивлением отметила, что в заводоуправлении некоторые пожилые работники проводили ее удивленными взглядами, снова, снова и снова подтверждая теорию, которую она высказала позавчера Лоре.

Теперь Лея не сомневалась — в ней явственно видели кого-то другого, кого-то, хорошо известного на комбинате.

Девушка присела на скамью в одном из коридоров, вытирая влажный пот со лба тыльной стороной ладони. День был тяжелым: сырость, жар цехов, бесконечная ходьба. Она достала бутылку воды из сумки, сделала глоток и задумалась. Вчера Лора позвонила поздно вечером, голос сестры был взволнованным, но собранным. Помимо давления от федералов — проверок, запросов, мелочных придирок, — на комбинат, судя по косвенным признакам, готовилась хорошо спланированная экономическая атака. Лора выловила обрывки информации: странные сделки, подвижки на рынке, слухи о скупке акций через подставные фирмы. А у Корнева в следующем году выборы — ему придется разрываться между комбинатом и политикой, и это делало его уязвимым.

Ну, усмехнулась про себя Лея, хоть Власов и сволочь, не давшая ей нужной информации, но она-то профессионал, уже вычислила, что ее внешность и лицо в этой игре — главный козырь. Если вычислить ту, которую она напоминает и слегка перенять ее манеры поведения, Корнев может и не устоять. Типичный мужик.

На долю секунды женщину охватило ни с чем не сравнимое чувство триумфа — она нашла брешь в броне. Охватило и было тут же погашено — ничего еще не сделано, рано праздновать победу.

Лея подняла глаза к высоким перилам на втором ярусе и внезапно вздрогнула от неожиданности. На площадке стояла Татьяна. Красивая, холодная, расчетливая — настоящая хищница, она смотрела на цех сверху вниз с таким видом, будто этот завод, этот гудящий монстр из металла и пара, принадлежал ей одной, что она — полновластная хозяйка комбината. Ее фигура, четко очерченная на фоне серого света, казалась почти царственной: темный костюм, идеально сидящий на стройной фигуре, волосы уложены без единой лишней пряди. Она стояла чуть в тени, позволяя себе на мгновение расслабиться, а своим эмоциям пробиться сквозь маску сдержанности — триумф и уверенность. И эти несколько мгновений Лея поймала в объектив.

Камера щелкнула тихо, почти неслышно в гуле цеха. Лея успела сделать снимок — инстинкт фотографа сработал быстрее, чем она осознала, что делает — это был кадр, который стоил многого. Через минуту к Татьяне подошли несколько мужчин в строгих костюмах, что-то сказали, и она тут же собралась: спина выпрямилась, лицо снова стало непроницаемым. Группа двинулась дальше по цеху, исчезнув за поворотом металлических конструкций.

Лея опустила камеру, чувствуя, как сердце бьется чуть быстрее. Она бросила быстрый взгляд на Ивана, который стоял в паре метров от нее, уткнувшись в планшет и что-то сосредоточенно проверяя. Он ничего не заметил — ни ее движения, ни того, что происходило наверху.

Вечером, когда Лея вошла в приемную, Стелла уже ждала ее. Секретарь подняла взгляд от бумаг и улыбнулась — вполне дружелюбно, но с легкой насмешкой, которая не укрылась от Леи. Уставшая, с мокрыми от снега и пара волосами, в простых джинсах и джемпере, она, похоже, пришлась Стелле по душе больше, чем вчерашняя дерзкая кошка с вырезом и стрелками на глазах. Лея вытерла капли воды с лица тыльной стороной ладони, чувствуя, как сырость пропитала одежду, и поймала взгляд Стеллы. На секунду женщина застыла — ее лицо окаменело, глаза расширились, как будто она увидела призрак. Это длилось лишь мгновение, но Лея заметила.

— Эм… — Стелла откашлялась, быстро взяв себя в руки. — Владимир Васильевич вас ждет.

Лея чуть махнула ресницами, добавив в улыбку каплю тепла, и кивнула. Она поняла: попала в самую точку. Этот образ — простая, слегка растрепанная, без лоска — снова вызвал ту же реакцию, что у пожилых работников в заводоуправлении, что у Татьяны в их первую встречу. Ее теория уже не была просто теорией — это было оружие, и оно работало.

Она шагнула в кабинет, чувствуя, как тепло комнаты обволакивает ее после сырости цехов. Здесь было уютно, но не жарко. На столе уже стоял поднос: тарталетки с мясом и сыром, пара пирожных с кремом, и на этот раз порция была заметно больше — явно рассчитана на двоих. Лея невольно улыбнулась про себя: похоже, Корнев решил не повторять вчерашнюю голодную эпопею. Она бросила сумку на стул у двери и посмотрела на него, ожидая, что он скажет первым.

Корнев поднял на нее глаза и… замер. Его броня — та холодная, непробиваемая стена, которую он носил как вторую кожу, — дала первую серьезную трещину. Лея увидела это ясно, как в замедленной съемке: его взгляд на секунду остекленел, карие глаза стали пустыми, будто он смотрел сквозь нее, в какой-то другой мир. Губы чуть дернулись, словно он хотел что-то сказать, но не смог, а по лицу пробежала едва заметная судорога — короткая, но резкая, как отголосок старой, застарелой боли. Это была не просто реакция — это был удар, который он не успел блокировать.