Владимир нахмурился сильнее, но не отвел взгляда, ожидая продолжения.
— Владимир Васильевич, — она облизала губы, сдерживая улыбку, которая все же проступила в уголках рта, — спасибо за такое невероятное предложение, но я завершила работу с вашим предприятием. — Она сделала особый акцент на слове «завершила», выделив его с легкой театральностью. — Без сомнения, комбинат интересен и притягателен, но… в области много и других заводов, вы уж меня извините за прямоту.
Ее слова повисли в воздухе, и на миг в кабинете стало тихо — только гудение кондиционера за окном нарушало эту паузу. Лея смотрела на него открыто, с легким вызовом, прекрасно понимая, что ее отказ — это не просто «нет», а щелчок по его самолюбию. И ей было любопытно, как он отреагирует.
— У вас есть редакторское задание, насколько я понимаю, — голос Владимира стал резче, в нем прорезались стальные нотки, выдающие, что ее слова задели его сильнее, чем он хотел показать.
— Которое выполнено, — Лея пожала плечами с непринужденной легкостью, будто речь шла о чем-то пустяковом. — Внешние съемки, немного истории. Вполне достаточно для местного СМИ. Завтра я уезжаю на Калийный комбинат, нарушать договоренности с другими людьми не хотелось бы. Жаль… — она чуть усмехнулась, добавив в голос каплю притворного сожаления, — что ваше предложение слегка запоздало…
Она сделала паузу, позволяя словам осесть, и слегка наклонила голову, наблюдая за ним из-под ресниц. Ее тон был выверенным — смесь вежливости и дерзости, которая не переходила границу открытого неуважения, но ясно давала понять: она здесь не для того, чтобы угождать. Владимир молчал, и в этом молчании Лея уловила, как он перебирает варианты ответа.
— Могу я увидеть фото комбината до публикации? — спросил он наконец, чуть прищурив темные глаза. В его голосе не было просьбы — это был вопрос человека, привыкшего контролировать все вокруг себя.
— Нет, — ответила Лея, и ее голос зазвенел смесью веселости и ехидства, как колокольчик, дразнящий тишину. — Съемки велись не на территории комбината, а с муниципальной территории, а значит, являются моей коммерческой собственностью, Владимир Васильевич. И те из них, которые я захочу и которые одобрит редакция, попадут на страницы изданий.
Она закончила фразу с легкой улыбкой, но в ее глазах мелькнул вызов — острый, как лезвие. Лея знала, что играет с огнем: отказать ему, да еще в таком тоне, означало бросить перчатку прямо в лицо его авторитету. Но именно это и доставляло ей удовольствие — проверять границы, испытывать его выдержку. Владимир смотрел на нее, и в его прищуренных глазах на миг промелькнула тень раздражения, но он быстро взял себя в руки. Она почти ничего не теряла — в голове за пару ночей выстраивался новый план, без участия комбината, но….
— Когда вы возвращаетесь в город? — помолчав, спросил Владимир.
— Через неделю, — Лея не стала тянуть кота за яйца. Она уже почти подстроилась к этой его манере задавать вопросы так, словно он всегда был хозяином положения.
— А после?
Девушка улыбнулась.
— После будет коксохимическое производство. Но как правило между командировками у меня есть неделя на обработку материала.
Владимир побарабанил пальцами по деревянной поверхности стола — короткий, нервный ритм, выдающий, что он прекрасно осознает: сейчас ему диктуют условия, а не наоборот. Его губы сжались в тонкую линию, и на миг в его глазах мелькнуло что-то похожее на досаду, но он быстро подавил это чувство. Он не привык проигрывать, даже в таких мелких стычках. Потом нажал кнопку селектора.
— Стелла, выпишите пропуск на имя Леи Вороновой на семь дней, начиная со следующего понедельника. Нет, который через неделю.
Лея скрыла легкую улыбку.
— Решайте сами, — устало вздохнул Владимир, отключая телефон. — Но условия прежние: все фотографии только через меня. Сопровождение службы безопасности. Полный инструктаж по технике безопасности.
Лея кивнула, соглашаясь, но не торопилась оставлять последнее слово за ним. Она наклонилась чуть вперед, глядя ему в глаза с той же спокойной уверенностью.
— Но все одобренные фотографии — моя коммерческая собственность, — добавила она, ее голос был мягким, но непреклонным. — Все забракованные фотографии подлежат уничтожению. Ни одна моя фотография без моего разрешения не остается в архиве комбината.
Ее слова прозвучали как условие, а не как просьба, и она видела, как брови Владимира слегка дрогнули — он явно не ожидал, что она продолжит ставить свои правила. Но Лея не отвела взгляд, сохраняя на лице легкую, почти дружелюбную улыбку, которая, однако, не скрывала ее решимости. Это был ее ход, и она ждала, примет ли он его или попытается снова перехватить инициативу. Тишина в кабинете снова стала густой, и только стук его пальцев по столу выдавал, что он обдумывает следующий шаг.
— От десяти до двадцати фотографий вы передаете комбинату, с оформление всех формальностей и за стандартную оплату, — холодно ответил Владимир.
Брови Леи поползли вверх — вот это наглость. Она медленно откинулась на спинку кресла, скрестив руки на груди, и посмотрела на него с легким прищуром, в котором читалась смесь насмешки и интереса.
— Стандартную оплату? — переспросила она, чуть растягивая слова, чтобы подчеркнуть абсурдность его предложения. — Владимир Васильевич, я не работаю за «стандартную оплату». Мои фотографии стоят ровно столько, сколько я за них прошу. И если комбинату нужны снимки, мы можем обсудить это отдельно — как коммерческий заказ. Но включать это в условия съемки? — Она покачала головой, не скрывая иронии. — Увольте, я не благотворительный фонд.
— Настолько хороша? — вдруг невольно улыбнулся Владимир, словно треснула его броня.
— Вам же другие не интересны, — вернула ему Лея.
Улыбка Владимира стала чуть шире, но тут же исчезла, словно он поймал себя на слабости и поспешил ее спрятать. Он откинулся на спинку кресла, скрестив руки, и посмотрел на нее с новым интересом — не как на раздражающий фактор, а как на достойного собеседника, который умеет держать удар.
— Хорошо, — сказал он наконец, и в его голосе появилась тень примирения. — Никаких обязательств по передаче фотографий. Но если захотите продать их комбинату — обсудим отдельно. Устраивает?
Лея кивнула, сдерживая торжествующую улыбку. Это была ничья — редкий случай, когда он уступил, пусть и частично, и она это ценила.
Она поднялась с кресла, плавно, но уверенно, собираясь попрощаться, но, к ее удивлению, Владимир встал вместе с ней. Это было неожиданно — он не выглядел человеком, который утруждает себя формальностями вроде провожания гостей. Тем не менее, он молча протянул ей руку, и Лея, не колеблясь, ответила на рукопожатие. Ее хватка была сильной, уверенной, зеркально отражая его собственную — ни капли слабости, ни намека на подчинение. Их ладони встретились на равных, и в этом жесте было что-то большее, чем просто прощание: молчаливое признание того, что они оба — игроки одного уровня.