Я уж было удивился, что здравый рассудок взял вверх, а, оказывается, это родитель повлиял. Теперь все понятно и на своих местах.
Прохожу к креслу, сажусь и откидываюсь на спинку.
- У меня есть еще четыре месяца, и, между прочим, на носу у меня замаячил очень жирный контракт!
Еле сдерживаю смешок, который почти срывается с моих губ. Вот насколько Богдан похож на маленького ребенка, который топает ножкой, пытаясь доказать своему родителю, что он уже «слишком большой», чтобы носить шапку в конце сентября. Не знаю, что у старшего Измайлова в голове? Хотя, наверно, он все-таки гениальный не только бизнесмен, но и родитель. Что может быть лучше, чем вместо хорошей порки ремнем, которую заслуживает его любимый отпрыск, сбить с него спесь? А деньги? Это капля в море. Наверно, для него совершенно неважно, если он их проебет. Хорошая жизнь, конечно…
- Да, папа.
- Нет, папа.
- Возможно.
- А ты сомневаешься?
Предсказуемые ответы для ребенка в истерике. Я молча жду, ковыряя подлокотник, и наконец-то они прощаются. Богдан слегка улыбается и кивает:
- Да, я буду на выходных. Поцелуй за меня маму.
Эта фраза уже вызывает теплую улыбку. У меня мама умерла давно, еще до того, как я закончил университет. Отца я никогда не знал. Может быть, поэтому я так относился к своему тестю? Мне бы хотелось, чтобы он был моим отцом. А еще мне бы хотелось, чтобы у меня была полная семья, как у Богдана.
Сейчас он, конечно, уже не зажравшийся мажор. Черты его лица смягчаются, голос тоже становится ласковей. Наверно, в нем играет не только желание поквитаться с Пушкиным, но и желание доказать отцу, что он может. Нет, все-таки Измайлов-старший — гений. Так филигранно все обставить. Уверен, что он понимает: его сыну не удастся сколотить состояние, но ему нужно дать шанс, чтобы не взращивать в нем ненависть. Тем более возможности позволяют, так почему бы и нет?
Трубки повешены, и я вырываюсь из своих мыслей, подняв глаза на Богдана. Он молчит пару мгновений, потом шумно выдыхает и закатывает глаза.
- Ни слова.
- Я молчал.
- Вот и молчи, - бурчит, а потом лезет в свой стол и достает сигареты.
Молча наблюдаю, как он зажигает одну из разноцветных палочек, мотаю головой в ответ на предложение угоститься, а потом мы снова умолкаем и смотрим друг другу в глаза.
Ну, и что это будет? Я уже достаточно изучил Богдана, чтобы понимать, что никакого ора и истерики мне лично сегодня не обломится. Кажется, он сменил «гнев на милость». Неприятно, конечно, немного. Чувствовать себя зависимым от настроения, по сути своей, ребенка — гадко и унизительно, но я гибкий. Это еще одно качество, которое прилагается к успеху в нашем бизнесе. Мне и тут повезло: Богдан очень похож по своей составляющей на одного из моих авторов, которые любят все это: и власть чувствовать, и нервы трепать, и истерики закатывать. А я знаю, как ими манипулировать. Я все это знаю лучше, чем азбуку, о чем Богдан, конечно, не догадывается.
Делиться опытом и учить вести дела можно по-разному, но ни один уважающий себя специалист никогда не раскроет всех своих секретов.
Что-то вечное и только твое.
- Кажется, я должен извиниться, - наконец-то говорит Богдан, но я мотаю головой.
Конечно, должен, сученыш! Только тс-с-с…тебе об этом знать не нужно.
- Нет необходимости. Я сам облажался. Надо было все рассказать.
Богдан важно кивает и выпускает дым в потолок.
- Это точно. Почему ты не сказал, кстати?
- Не хотел остаться за бортом.
Это правда, пусть и наполовину.
Богдан хмыкает и откидывается на спинку кресла.
- Разумно. Я был бы против твоего появления, тем более со Стефой.
- Только я смогу подписать этот контакт, - перехожу в наступление, потому что чувствую — он думает о том же самом.