— Егор, я этого не говорил. Просто нужна еще одна операция. Мы ее и так планировали делать, но теперь, учитывая данную находку, план операции кардинально меняется.
— Это вызывает какие-то трудности? Какой прогноз Вы можете мне дать?
— Вот об этом я и хотел с Вами в первую очередь поговорить. Дело в том, что эта операция, как в общем и любая другая имеет определенный риск.
— Какой еще риск?
— Понимаете, осколок очень глубоко расположен и для того, чтобы его достать, нужно аккуратно пройти через несколько функционально значимых структур спинного мозга. Если все удачно сложится, то после операции к Вам начнет возвращаться чувствительность и через шесть-восемь месяцев Вы уже сможете полноценно ходить, в крайнем случае опираясь на трость. Но… Если ход операции будет нарушен, или мы не сможем достать осколок, то к сожалению, Вы уже никогда не сможет ходить и есть риск, что после данного вмешательства будет нарушена функция органов малого таза, в том числе эректильная функция.
— Я ничего не понимаю, — чувствую, как надежды на счастливое будущее начинают рушиться с оглушительным треском… Отец встает со стула и начинает ходить по кабинету. — Что значит нарушение функции таза и эректильной? Это что я импотентом стану?
— Егор, говоря простым языком, помимо того, что Вы действительно будете несостоятельным как мужчина, Вы свои нужды будете справлять под себя. То есть не будете чувствовать позывов к мочеиспусканию и дефекации.
— ПИЗДЕЦ!!!! ОХУЕТЬ МОЖНО!!! — в ушах появляется шум, в глазах темнеет, виски сдавливает, а в груди появляется обжигающая боль.
Всё — это конец. Это смертный приговор. Нахрен тогда мне нужна эта операция, если может стать еще хуже, чем есть сейчас. Я ничего не понимаю
— Егор, — Владимир Юрьевич, привлекает мое внимание. — Это я Вам рассказал о рисках. Это не говорит о том, что так произойдет. Мы все-таки надеемся на благополучный исход операции. На тот, на который и Вы рассчитываете. А мы сделаем все возможное, чтобы Вы вернулись к прежней полноценной жизни.
— Я против…
— Егор, — это уже отец. — Погоди, не горячись. Мы еще будем консультироваться.
— Конечно, Дмитрий Александрович, я передам все необходимые документы. Есть одна клиника в Швейцарии…
— Я не это имел в виду, — перебивает его отец. — Я имею в виду, соберем консилиум Ваших врачей и все выскажут свое мнение. Это возможно?
— Конечно. У нас уже был консилиум. Мы также можем проконсультироваться у коллег из заграницы.
— Я понял. Назначайте время, — заканчивает отец это разговор, видно, что он тоже взвинчен — На сегодня мы свободны?
— Да, я сообщил все что, хотел. Операция, если вы согласитесь, будет в конце этого месяца. Нет смысла тянуть.
— До свидания. — прощаюсь и не дожидаясь ответа выезжаю из кабинета.
Жду в холле отца, настроения нет. Хочу вернуться на работу, только она сейчас способна отвлечь меня от информации, в которую меня окунули с головой. Но отец скорее всего повезет меня домой.
Вечером дома было шумно, все собрались на семейный совет. Обсуждали сложившуюся ситуацию. Я был категорически против операции, а родители единогласно уговаривали меня согласиться. После долгого обсуждения и споров, договариваемся, что будем принимать решение после консилиума врачей и консультацией с зарубежной клиникой. Мама вообще предлагает лететь в Швейцарию и делать операцию там. Но я против, не хочу никуда лететь. Если честно, у меня даже руки опускаются.
Ложусь в свою кровать. Мои виски сжимает пульсирующая боль. Позвонил Артем, пригласил прокатиться на машине, но я отказался. Другу об операции ничего не рассказал. Нужно для начала уложить всю информацию в своей голове.
Засыпаю едва голова дотрагивается до подушки. А утром вспоминаю, что вчера первый раз за последний месяц не написал Полине.
Глава 21. Егор
Знакомые стены, все та же палата, и даже кровать как родная. Да здравствует, больница! Как давно я тут не был.
Спустя неделю меня снова положили в клинику. С сегодняшнего дня новые обследования и долгожданный консилиум врачей.
Я по-прежнему против операции. Меня пугает мысль о том, что станет хуже, чем сейчас. В инвалидном кресле, чувствую себя уверенно, за прошедшее после несчастного случая время я многому научился. И мне страшно лишиться того, что я имею сейчас. Перестать быть мужчиной самое страшное горе для любого представителя сильной половины человечества.
Владимир Юрьевич разговаривал со мной еще два раза, но решения своего я не поменял. Видно, что он тоже переживает, его расстраивает мой настрой.
Писать сообщения Полине я стал гораздо реже. Я не уверен правильно ли поступаю, что постоянно напоминаю и не даю забыть о себе. Но делать это стал реже. Потому что если я останусь в инвалидном кресле, то мне придется ее отпустить. Зачем ей портить жизнь? А видеть в ее глазах жалость, это смертельная пытка. При том, это пытка для нас обоих.
— Егор, доброе утро. Обустроились? — врач появился неожиданно или это просто я настолько глубоко погряз в своих мыслях, что не заметил его присутствия.
— Доброе, Владимир Юрьевич. Да вот, потихоньку раскладываю свои вещи.