Каша была теплой и рассыпчатой, хозяин положил рядом еще краюху ржаного хлеба и поставил крынку с квасом, сам сел тихо в углу, продолжая разглядывать гостью. Зорька прочла молитву и заработала ложкой, есть и вправду очень хотелось, ведь с обеда во рту не было маковой росинки.
— Куда хозяйке стелить⁈ — это появилась старушка, волоча второй короб из приданого, гораздо меньше. — Куда хозяйку спать укладывать? — жестами сопроводила она свою речь, указывая на Зорьку и благостно складывая руки под щеку.
— А-ма, — указал Данила на маленькую дверь.
— В ложнице? — удивилась бабка. — А сам-то где?
— О-у, — сел Данила на лавку у печки.
— Вот и славно. Сам туточки, я внизу со стариком своим в подклети, а тебе ложницу жалует.
— Мне не надобно, я и тут могу, на лавке, — стала отнекиваться Зорька, — у нас дома и ложниц никаких не было, — она снова зыркнула на хозяина.
Данила лишь махнул рукой.
— Уж не переубедишь, он у нас упертый, — бабка подсела к Зорьке, — и щедрый без меры, ничего не жаль, раздаст все, глазом не моргнет.
— Я то приметила.
— Бери все в свои руки, целее будет. Ты девка хваткая.
— А тебя, бабушка, как величают?
— Осьмуша я, бабкой Осьмой кличут. А дед мой, Проняй, расхворался, завтра повидаетесь. Вот мы и челядь вся, приглядываем за сердешным. Поди назовись ему, — чуть подтолкнула она Зорьку.
Та поднялась, на мягких ногах, сильно краснея, подошла к хозяину. Данила поднялся, торопливо подпоясывая рубаху.
— Зоряна я, Зорька. Зорькой кличут!
— Немко, — очень четко произнес хозяин, словно и не был немым.
— Это его Вольга научил. Вишь, как ладно, — за спиной похвалила Осьма. — А Данилой не получается себя кликать, трудновато.
А очи у него и не суровые вовсе, взгляд робкий, смущенный. И сама Зорька разволновалась. Ой, недобро у холостого парня девке жить да так-то в карие очи всякий раз заглядывать.
[1] Стрый — дядька по отцу.
Глава XXII
Хозяюшка
Теплый солнечный луч прошелся по лицу, ласково потрепал по щеке.
— Солнце встало! Проспала! Корова не доена, стадо ушло! — Зорька скатилась с широкого ложа, больно ударившись коленями о дощатый пол.
Сознание прорвалось сквозь утреннюю дрему. Какая там корова, ни буренушки, ни избы, чужие стены, узкие оконца, расписной короб в углу — новый дом. Зорька поднялась, обернулась поневой и с опаской выглянула в соседнюю горницу. Лавка Данилы была пуста, никого.
— Божья помощь хозяину. Есть кто⁈
Вот дуреха, как он тебя услышит? Зорька прошлась по пустой комнате, придвинула плотнее к стене свои короба, чтоб не мешались на дороге, протерла ветошью столешницу от следов мела и крошек, потрогала печь, та оказалась холодной.
— Растопить надобно, поесть сготовить. Где у них тут дрова?
Крутнувшись и не найдя ни поленца, Зорька пошла на двор.
Двор был устлан ровненькой зеленой травкой, ни курочки, ни уточки не паслось на этих щедрых кормах. «Куда ж они птицу выпускают, неужто все время в курятнике сидит?»
— Как спалось? — приветливо окликнула ее Осьма, лихо коловшая у отдельно стоявшей клети дрова.
— Добрая лежанка, благодарствую. А где ж хозяин? — завертела Зорька головой.