— Вот, все как положено отдаю, ничегошеньки себе не оставил. Сейчас второй притащим, не бесприданница какая, добра полны короба, — и столько самолюбования было в лице дядьки, что Зорькой овладела злость.
— И кобылу выпрягай, кобыла небось от отца ее досталась, — пробасил Борята.
Крыж ойкнул, Зорька ехидно улыбнулась.
— И кобыла моя, пусть выпрягает, — высокомерно проговорила она, согласно кивая.
— Как то⁈ — аж подпрыгнул Крыж. — Кобыла мне от брата досталась, про-то вся вервь знает. Где это сказано, что девке кобыла положена?
— Кобыла моя, и корова там еще осталась, — не обращая на Крыжа внимание, выдала Зорька Боряте, — теленочком разродиться должна на днях, забрать сразу не смогла, так та тоже моя, пусть за нее выкуп отдаст.
— Да ты, девка, белены объелась! — взвился дядька. — В такую даль тебя вез, силы тратил, в такие хоромы пристроил, а ты, неблагодарная, меня же и обирать!
— Пусть все мое вернет, — настырно стояла на своем Зорька, смело глядя гридню в глаза.
— Очами на меня не сверкай, я женатый, — усмехнулся тот в бороду. — Кобылу выпрягай, — приказал он Крыжу.
— Да что ж это, да как же это? Да как же я домой-то вернусь, без лошадки-то?
— Выпрягай, — холодно повторил Борята.
— Смилуйся, — Крыж бухнулся перед гридем на колени, — у меня внуки малые, сыны непутевые, на голодную смерть обрекает, окаянная. Вот и благодарность за труды мои, старания.
— Выпрягай кобылу, — гридень медленным движением огладил рукоять меча.
Крыж затравленным взглядом обвел собравшихся: гордо расправившую плечи Зорьку, хмурого гридня, любопытно притихшую челядинку и отрешенно стоявшего у стола хозяина.
— Так вон оно зачем милость такая, ограбить старика решили, уж и девку подговорить успели, пока я спину надрывал коробами, — Крыж сокрушенно покачал головой. — Передумал я, поехали домой, как ты хотела, — дернул он Зорьку за рукав. — Обойдемся без этих благодетелей, — потащил ее к двери. — Выдам тебя замуж за этого дубину Дедилу, теленка в приданое отдам, уговорила, только, чур, потом не плакаться.
Челядинка охнула, Борята раскатисто расхохотался, запрокидывая голову.
— Смейтесь — смейтесь, охальники, — проворчал Крыж. — Господь все видит. Ну, чего встала⁈ — рявкнул он на Зорьку, больно дергая за плечо. — Живо домой!
Внезапно Данила одним броском пересек горницу и, закрывая гостям путь, сунул в руку Крыжу кошель, а Зорьку, схватив теплой ладонью, оттащил от двери:
— Пу-у, у ме-а.
Дядька вцепился в серебро мертвой хваткой.
— Благодарствую, — быстро бросил он хозяину и был таков, только ступени насмешливо заскрипели под его удаляющимися шагами.
Борята снова довольно расхохотался.
— Зачем он ему добро отдал? — ничего не поняла Зорька.
— Решил, что старый хрыч сироту на торг продавать ведет, раз хозяин принять у себя не хочет, — отвернувшись от Данилы, проговорил Борята. — Вот пусть так и думает, что тебе больше идти некуда.
— А кобыла, корова? — пробормотала Зорька. — И за что стрыю[1] моему кошель?
— Кошель сейчас пошлю отроков отобрать да вернуть. А кобыла и корова и вправду дядьки твоего, то ты и сама ведаешь. Это я так, попугать. Обживайся.
И гридень вышел в темноту крыльца. Бабка тоже куда-то запропастилась. Данила и Зорька остались одни. Несколько мгновений они стояли, украдкой разглядывая друг друга.
— Благодарствую, — поклонилась Зорька.
Данила взял ухват, пошарил им в печи и извлек горшок. Показал жестом — ешь, выкладывая на стол ложку.
— Благодарствую, — снова поклонилась Зорька, усаживаясь вечерять.