С трудом.
Моя хватка на ремне становится смертельной, пока я не убеждаюсь, что он не порвется под давлением.
Нет ничего, чего бы я хотел больше, чем овладеть ею, как гребаное животное, и снова наблюдать, как ее кровь смешивается с моей спермой, но эта больная мысль лишь заставит меня потерять ее навсегда.
Поэтому я продолжаю растирать наши соки вместе, звук эхом разносится в воздухе, а запах ее сладкой киски вдыхается моими ноздрями.
— Илай… о боже… — бормочет она. — Пожалуйста…
Я чувствую, как дрожат ее бедра, когда она оседлала и насаживалась на мой член. На мгновение я замираю, наблюдая, как ее розовая киска скользит вверх и вниз по моей длине отрывистыми, отчаянными движениями, которые все еще выглядят утонченными и невинными.
Господи.
Я никогда не знал, что киска может выглядеть так чертовски эротично, так красиво, что мне захочется ее уничтожить.
И это чертова проблема, учитывая мои попытки собрать ее обратно.
Хотя в глубине души, очень глубоко в моей черной безумной душе, я действительно хочу сломать ее на гребаные кусочки.
Может быть, я сделаю это после того, как склею ее обратно, чтобы она никогда не смогла выбраться из моей орбиты.
Моей клетки.
Моего гребаного владения.
Я вхожу в нее на всю длину одним толчком. От резкого движения она замирает, а с ее губ срывается хныканье.
Ее киска сжимается вокруг моего члена в удушающей хватке. Я даю ей секунду, чтобы привыкнуть, мое тяжелое дыхание совпадает с ее напряженными вдохами.
Как только я чувствую, что она расслабляется, я вхожу в нее новыми и новыми глубокими толчками, пока она полностью не опускается на подушку.
— Ты так чертовски красива, когда тебя разрывает на части мой член, миссис Кинг.
Она сжимается вокруг меня, ее горловые тихие стоны наполняют воздух, как песнопение, единственная цель которого — разобрать меня на гребаные кусочки.
— Ты самая красивая, когда твою маленькую тугую киску трахаю я. Ты капаешь для меня и так хорошо принимаешь мой член. Вот так, м-м-м, покажи мне, насколько ты моя, жена.
Ее маленькое тело раскачивается вперед-назад, ее попка трется о мой пах, и я несколько раз шлепаю ее по ней. Она издает душные протяжные стоны, и я трахаю ее сильнее и глубже.
Вот почему я не должен был прикасаться к своей жене. Почему я долгие годы воздерживался от прикосновений к ней. Мало того, что это верный рецепт для ее умственного упадка, так она еще и испытывает мой контроль, рушит мои стены и превращает меня в урывчатую сущность неистовой импульсивности.
Я не останавливаюсь, когда она кричит в подушку или когда ее тело содрогается и она насаживается на мой член.
Я не останавливаюсь, когда она вздрагивает и издает тихие стоны.
И уж точно не останавливаюсь, когда она лежит, полностью обессиленная.
Если уж на то пошло, я двигаюсь все быстрее и быстрее. Мои яйца напрягаются, но я не позволяю себе кончить.
Не сейчас.
Не сейчас, когда это может быть последний раз, когда я трахну ее.
Я обвиняю недостаток сна в том, что у меня не получается кончить.
— О боже, Илай, — она пытается и не может оглянуться из-за моей хватки на ремне. — Я слишком чувствительная…
— Тебе не следовало провоцировать меня, не следовало выставлять себя напоказ в откровенных нарядах и предлагать людям то, что принадлежит мне. Теперь ты возьмешь мой член в наказание и поблагодаришь меня за это, как послушная жена, — я шлепаю ее по заднице.