– Тебе нужно осмыслить мои слова. Прекратить отвергать идею переезда. За что тебе тут держаться, если на то пошло? – тихо продолжает она. – Мы с тобой связь не потеряем. Родители тоже смогут с тобой общаться по телефону…
Я отвожу взгляд в сторону, осознавая, что отъезд может стать не самым страшным испытанием. Самое страшное наступит потом – тайна. Между мной и близкими встанет тайный ребенок от Дамира. Я буду вынашивать его в одиночестве, рожать в одиночестве и воспитывать минимум несколько лет, даже не имея возможности посоветоваться с мамой… На меня накатывают слезы. Я закрываю лицо рукой.
– Представь, что будет, если ты не спрячешь малыша, – Карина и сама утирает одинокую слезу, наблюдая за мной. – Ты же себе не простишь. Никогда не простишь
– Ты права. Я не прощу себе.
Какие бы тягости судьбы ни пришлось мне пережить… Я будущая мать. Я несу ответственность. И если учесть, какое будущее Алексей уготовил моему ребенку, то измену мужа можно считать исключительным шансом избавиться от проблем. Гораздо сложнее было бы потом – и юридически, и… по-человечески. Я набираюсь сил и немного улыбаюсь Карине.
– Не могу терпеть твои слезы… Иди поспи. И завтра позвонишь Дамиру.
– Хорошо, – говорю я. – Доброй ночи.
Отключаюсь и ложусь на кровать, на подушку, которая все еще пахнет пылью и запустением. Засыпаю быстро. Но когда через девять часов медленно открываю глаза, осознаю, что мне всю ночь снились кошмары, пытки и чужие измученные дети.
С добрым утром, называется.
Глава 14
Я не маятник.
Больше нет.
Утром я открываю глаза и думаю об этом.
Я. Не. Маятник.
Я приняла решение и не отступлюсь от него. Хватит думать, что-то там взвешивать. Или искать варианты, которых нет. Поэтому я смело беру в руки телефон и набираю номер мужа. Он подписан «Любимый». Я не меняла надпись и сейчас жалею об этом. Глупо звонить абоненту «Любимый», чтобы обсудить развод. Но… если я начну анализировать свою жизнь, я найду там множество глупостей и похуже…
Итак, на часах полдевятого.
Дамир, должно быть, уже на работе.
Хорошо, что он будет на работе, а значит, будет разговаривать максимально безэмоционально. Я сейчас как сухая ветка – упругая, твердая – но если чуточку сильнее надавить, вся моя воля хрустнет посередине, оставив от плана побега одни щепки. И я не позволю Дамиру надавить. В этом разговоре буду вести я.
Я прочищаю горло и слушаю гудки.
Один, второй, третий, четвертый…
На меня накатывает раздражение – я едва собралась на один звонок, а придется пробовать снова. Или Дамир возьмет и перезвонит, когда буду совсем не готова.
– Алло?
У него хриплый голос.
То ли усталый, то ли… До меня доходит, что он сонный. Дамир только что оторвал голову от подушки. Я рисую у себя в голове картинку, в которой муж – теплый и мягкий после сна – сбрасывает с себя одеяло и тянется за мобильным телефоном.
– Вита? – спрашивает он.
– Я думала, ты на работе, – отвечаю на автомате. – Что-то случилось?
«Заболел?» – крутится в голове мысль.
– Все нормально, просто… – в его паузу поместилась бы тонна смыслов, – сегодня мне нужно быть на работе к обеду.
– Понятно…
Вопреки моим ожиданиям, я не остаюсь спокойной, холодной, отстраненной, как планировала. Сердце колотится как сумасшедшее. Мы так давно не говорили, а сейчас говорим – почти как чужие. Наверное, это к лучшему. Я собираюсь сбежать от него с ребенком, зачем мне остаточные привязанности и вырванное (снова, да) сердце во время разговора?