И полиция.
Что-то подобное она сказала мне сразу после того, как узнала подробнее о методиках воспитания Алексея Сергеева.
Я об этом тоже думала.
Ужасное детство.
Воспитание, которое не могло пройти бесследно.
Несмотря на всю боль, которую причинил мне Дамир, я жалею его. Конкретно сейчас. Искренне жалею и спрашиваю себя…
– Как Дамир мог общаться с ним, работать на него после этого…
– Не знаю, милая. Но я тебе так скажу: если будешь пытаться удержать в голове двадцатилетнюю историю Сергеевых, то упустишь из виду самое главное – себя.
– Боже, ты права…
Я опускаю голову на спинку дивана и прикрывая глаза.
Перед моими глазами всплывает образ мужа. Предплечья покрываются мурашками.
– Я хочу позвонить Дамиру.
– Зачем? – восклицает Карина.
– Чтобы… Чтобы спросить о ребенке.
– Ты не думаешь, что это подозрительно? – Карина тоже повышает голос, пытаясь привлечь мое внимание. – Если ты спросишь об этом, а потом внезапно потребуешь развод и пропадешь с радаров…
– Да он даже мысли не допускает, что я могла забеременеть.
Я фыркаю.
И на какое-то время между нами воцаряется тревожная тишина.
– Ты как маятник в последнее время, Виталина. Так нельзя. Только за сегодняшний день ты мне несколько раз говорила о разных своих решениях, – заявляет Карина и резко встает с дивана.
Я вижу, как она запирает двери. Наверное, Аслан тоже дома.
– Разных решений? – переспрашиваю.
– Да. Утром ты утверждала, что не сможешь взять и уехать, потом ты передумала, сказала, что ради ребенка сделаешь все, но после встречи с Тимом ты написала, что Дамир, мол, обещал ему не подчиняться отцу, подразумевая, что Дамир не отдаст ребенка, значит, тебе и бежать никуда не нужно. Я права?
– Не знаю. Не совсем…
– Хочешь узнать, как я вижу эту ситуацию? – смотрит подруга пристально в камеру. Мне кажется, что сейчас она сделает то, за что я ее люблю и ненавижу одновременно, станет безжалостно честной. – Дамир согласился играть по правилам Алексея в тот самый момент, как занял должность гендира в его компании.
– Сразу после свадьбы…
– И с тех пор он ни разу не дал лично мне оснований думать, что что-то поменялось, что Дамир, прости за выражение, отрастил яйца, чтобы послать своего тираничного отца на три буквы.
– И что мне делать?
– Ты уже знаешь, – кивает Карина. – Позвони ему и скажи, что хочешь развод. Затянешь, и вообще его не получишь, если кто-то из них начнет что-то подозревать. Затем спланируй свой отъезд. Все.
Я злюсь. Иррационально злюсь на них всех. На Дамира, на Алексея Сергеева, даже на Карину, которая так просто рассуждает о моей жизни. Приступ раздражения накатывает на меня высокой волной, смывая всю эмпатию и понимание.
– Как у тебя все просто, – кидаю я.