— Очень благодарна вам, матушка, за заботу. Пойдем знакомиться. — она взяла Мари за рукав. — Я как раз тут закончила. — Да снимай ты уже свои меха. — Она потащила Мари на кухню, попутно снимая с нее плащ. — Эллой меня зовут. Ты, конечно, выглядишь странно для девушки, которая согласна на работу за еду и ночлег. Уж больно одежда на тебе красивая. Как зовут?
— Леонор, хозяйка ваша сказала, что Ленкой будет звать. Условия работы, конечно, не то, чтобы щедрые, но и обстоятельства у меня очень стесненные. Скажи мне только, вашу мадам мне обязательно матушкой звать? Или у вас тут так принято?
Элла расхохоталась.
— Ну ты забавная. Нет, конечно. Это ж просто мачеха моя. Батюшка мой имел несчастье жениться на ней после смерти матушки. Материнскую заботу мне дать хотел. Да сам почти сразу после женитьбы помер. Вот так позаботился. Это все — она провела рукой вокруг себя — мой фамильный дом, да только унаследовала его Кримхильда. А от нее такая материнская забота, что хоть в петлю лезь. Каждый день орет, поучает, дерется иногда. Весь сюда плащ. Да и тапки на, обуй, попроще. Что ты в чунях своих возле печки стоишь. Я сейчас чайник поставлю на огонь пока. А ты руки помой. Лимончик порежь. Только аккуратно, тоненько, больно дорогой фрукт.
— Эээээльк! — послышался крик откуда-то сверху. — Эээээльк, тащи шоколад!
— О, Брюнхильда проснулась.
На вопросительный взгляд Мари, Элла пояснила:
— Сестрица моя сродная. Час дня, она проснулась. Сейчас какао испьет и начнет свой трудовой день: наряды примерять, по лавкам с тканями ездить, у зеркала крутиться, локоны вить, а потом распрямлять.
— Тяжелая жизнь у человека. — заметила с улыбкой Марийон.
— А то! У нас тут бездельников нет. — грустно улыбнулась Элла. — Какао варить умеешь?
— Обижаешь.
До вечера Мари неотступно следовала за Эллой, смотрела и запоминала, как и что она готовит, помогала убирать со столов и на кухне. Работы оказалось предостаточно и кухней она не ограничивалась. Мадам Кримхильда периодически заглядывала к ним и давала новые и новые распоряжения, которые росли как снежный ком.
— Ну вас же двое теперь, дармоедок. Отрабатывайте проживание. А то сидите тут и продукты мои небось сжираете. — ворчливо поясняла она. — На кухне и для одной-то работы маловато. Так что давайте-ка еще выбейте ковры из пятого полулюкса, и третьего люкса. Остальное — завтра.
Несмотря на постоянную занятость и нелюбезное обращение, на душе у Марийон было спокойно: у нее была крыша над головой, Забияка втайне от хозяйки был пристроен в их с Эллой комнатенке и накормлен обрезками с кухни, да и Элла была настолько смешливой и приветливой, что с такой компанией можно было справиться с любыми трудностями.
Единственное, что портило настроение, это Гри, который появился на ужине и занял свободное место. Элла как раз отлучилась в погреб за припасами, и Мари пришлось выносить ему ужин. Завидя Мари в белом фартуке и с тарелкой в руке, рыцарь чуть не поперхнулся вишневым пивом, которое пил из огромной кружки:
— О, святой Иоанн! Уж не мерещится ли мне.
— Не мерещится. — Мари поставила тарелку на стол с размахом, сверху бряцнула вилку.
— А что, капитан наличностью не снабдил? Никак поругались? Или он не предлагал серьезных отношений? — с видимым удовольствием спросил Гри.
Мари злобно посмотрела на него и с угрозой прошептала:
— Я бы не стала злить человека, который имеет доступ к твоей еде.
— Ну ты полегче с угрозами, а то пожалуюсь хозяйке. Вон она за тобой смотрит, как ястреб.
Мари оглянулась: Кримхильда, действительно, пристально наблюдала за их разговором, поджав губы, Мари растянула губы в приторной улыбке и ехидно спросила:
— Что-то еще?
— Да, пивка подлей. — он подвинул ей кружку.
«Какой низкий человек! Еще и рыцарь. Тоже мне сир! Сыр Бри! Чтоб тебя ледяной голем сожрал!» — бормотала Мари, открывая кран у бочки с пивом. Тот внезапно взбесился, зашипел, и залил передник и лицо Мари густой пивной пеной.
— Ой! — прыснула Элла, выходящая из кухни. — Я тебе еще не показала. Тут кран с хитрушкой. Его нужно сначала потихонечку открывать, а потом посильнее.
— Четверть веника — штраф. — Сухо сказала Кримхильда.
— Но это же неисправность оборудования! — возмутилась Мари, утирая лицо от пены.
— Половина веника.
Вечером, обустраивая постель, не чувствуя ног, рук и спины, Марийон поддалась унылым настроениям, представляя, что завтра ни свет ни заря, ей предстоит снова заниматься этой беготней, носить тяжелые кастрюли, выполнять унизительные поручения.