Парни собрались вокруг Никиты. Кто-то сидит на полу, другие рядом с ним – на диване. Галдят, как стая воробьев, что-то ему подсказывают, обсуждают, пока он, склонившись над струнами, молча, настраивает инструмент – старую акустическую гитару моего отца. У меня бешено колотится сердце при взгляде на него, я нервно кусаю нижнюю губу и застываю на месте, не в силах оторвать взгляда.
Мне хочется провести ладонью по его золотисто-русым волосам, я знаю, как они пахнут, какие мягкие они на ощупь. Хочется гладить его по щекам, провести по линии подбородка, осторожно коснуться кончиками пальцев его мягких губ.
Я хочу встать перед ним в полный рост и заглянуть в его светлые глаза так, чтобы он тоже меня увидел, и чтобы без слов понял, о чем я думаю, и о чем так боюсь ему сказать.
Никита берет несколько обжигающих аккордов, и Костя Якимушкин свистит, узнав мелодию. Паша одобряюще кивает в такт и поддерживает его хлопками. Никита задорно притопывает ногой, отбивая ритм, и прихлопывает по корпусу гитары, а Кирилл с Денисом щелкают пальцами и пританцовывают. И тут Высоцкий замечает меня, и его пальцы застывают над струнами. Остальные парни замирают и оборачиваются в направлении его взгляда.
– Пицца! – Взволнованно объявляю я.
Подхожу к ним и с улыбкой водружаю большую тарелку на журнальный столик.
– О-о-о! – Парни накидываются на еду, словно какие-то неандертальцы.
И только Никита не отрывает рук от гитары и взгляда от меня.
– Не щелкай клювом, а то пиццы тебе не достанется. – Подмигиваю я ему.
– А я не хочу. – Отвечает он.
– Все нормально? – Решаю уточнить я.
– Ага. – Кивает Никита.
И, все же, он кажется каким-то растерянным и задумчивым. Наверное, это увлечение Полиной занимает все его мысли.
– Ладно. – Говорю я. – Мы поставили в духовку вторую пиццу, минут через десять будет готова.
– Эй, мне-то оставьте! – Орет Дрыга, появляясь в гостиной.
Я смеюсь, глядя на побоище, разворачивающееся у тарелки за последний кусок горячей пиццы, а затем возвращаюсь на кухню.
– Кстати, ты так и не сказала. – Тая отвлекается от раскатывания теста. – Папа тебе звонил?
– Вчера. – Отвечаю я, подойдя к столу. – Поговорили совсем недолго, всего пару минут. Сказал, что у него все хорошо, и что боевые вылеты у него каждый день.
– Скучаешь? – Спрашивает Ксеня, помешивая соус.
Ее щеки и губы все еще пылают после поцелуев.
– Очень. – Я делаю глоток какао и принимаюсь за нарезку помидоров. – И переживаю. Мне очень его не хватает.
– А мама? – Ксеня мажет соусом тесто, которое подготовила Тая. – Ты никогда не говорила про нее.
Таисия прочищает горло, и я поднимаю взгляд.
– Лучше не надо. – Вздыхает подруга.
– Ой, прости, я не хотела… – Спохватывается Ксюша. – Она что, умерла?
– Кх-кхм.
– Ничего. – Улыбаюсь я. – Моя мать жива, но где она, я не знаю. Она ушла от нас. Мы перестали следить за ее жизнью, когда мне было лет десять, наверное.
– О…
– Поэтому мы почти не разговариваем на эту тему.
– Ясно…