– Ага. Мы будем выступать на уличном фестивале, приходи!
Я готова испепелить его взглядом, но Никита не смотрит на меня. Как только мне представится возможность, я выскажу ему все, что думаю!
– А как называется твоя группа? – Спрашивает Матвеева, отбрасывая волосы от лица.
Кажется, я была права: музыка для Никиты – явный козырь. В Полине сразу проснулся явный интерес.
– У нас еще нет названия. – Отвечает он. – Но я хочу что-то вроде «Крипи Кор»! Или «Гармоникс»! Или… «Выключатель Пи»!
«Чего?» – теперь я поворачиваюсь и прожигаю взглядом его спину. Мы никогда не говорили с ним о названии группы, и обсуждать его уж точно должны вместе. Почему я только сейчас узнаю, что Никита уже думал об этом и даже заготовил несколько вариантов? Или он придумывает их на ходу?
– Вектор бесконечности! – Продолжает выдавать он названия – одно удивительнее другого, и что хуже, не имеющие отношения к нашей музыке. Наверное, его от волнения так несет. – Бойкот!
– Прикольно. – Хихикает Полина. – Бойкот.
– Да, как знак протеста против системы!
Я открываю рот, чтобы выразить мнение, которого никто почему-то не спрашивал, но тут пикап тормозит, и я вижу, что мы остановились возле моего дома. А дальше что? Никита поведет ее до дома пешком?
– Высадим Алену по пути. – Торжественно провозглашает Высоцкий.
«Чего?»
– Ты здесь живешь? – Сочувственно интересуется Полина, приникая лицом к стеклу и разглядывая мой дом.
Но мне не дают ответить.
– До встречи вечером на репетиции! – Обернувшись, прощается со мной Никита.
Я так потрясена, что вылезаю из машины, не ответив и даже не взглянув на него. Пикап срывается с места, окатив меня пылью.
Я еще долго смотрю им вслед, чувствуя себя полной идиоткой, и только потом отправляюсь в дом. Бросаю рюкзак в гостиной, прохожу на кухню и смотрю на наши с Никитой фотографии, прикрепленные магнитом к холодильнику.
На них я с парнем, которого знала всю жизнь. Или мне казалось, что знала – от крохотной родинки на шее до кривого шрама под коленом. На этих снимках я с парнем, чьи фразы могла продолжить с середины, потому что всегда знала, что он хочет сказать. И всегда знала, как он поступит в той ли иной ситуации. Так где теперь этот парень? И кто уехал сейчас на пикапе моего отца?
Я беру ведро мороженого из морозилки, пластиковую ложку и отправляюсь в место, которое когда-то было нашим: прочь из дома, через дорогу, вниз по тропинке, мимо дома Высоцких и снова вниз по каменистой тропке сквозь деревья. Здесь, под старой сухой сосной, лежит большой валун. Он покатый, поэтому места на нем хватает только для двоих, и еще нужно постараться залезть так, чтобы не скатиться и не ободрать коленки.
Зато, если получилось, отсюда открывается самый красивый вид на самое чистое море. Мелкий светлый песок, смотрящийся пришельцем на каменистом берегу, и синяя гладь воды.
А вот тот самый севший на мель ржавый сухогруз справа. Левее от него – Лазорев мыс. Небольшой и вроде ничем не примечательный, но если приглядеться – просто сказочный. Его обрывистые берега имеют полосатую окраску: это вода и ветер веками придавали им затейливую форму.
А если подплыть ближе, то можно увидеть маленький сквозной проход в мысе – это грот влюбленных. Заплывать под него запрещено: сотни людей погибли, пытаясь сделать это и попав в ловушку прилива. Но как же красиво! И почему только все самое прекрасное, как например, любовь, обязательно должно быть опасным и нести боль и смерть?
Я ем мороженое, быстро превращающееся в сладкую склизкую кашу на солнце, и плачу. «Что Никита нашел в этой Полине? Почему так быстро стал меняться ради нее?» Размазывая слезы по лицу, я смотрю вдаль на мыс и прокручиваю в голове наше детство. «Мне нужно его отпустить. Нужно смириться. Нужно искать что-то свое, потому что мы с Высоцким больше не одно целое».
«Это Алена. Моя… одноклассница. И соседка», – звенят в голове его слова.
Мороженое капает с ложки в ведерко и смешивается с моими слезами, капающими туда же.
Я здесь, чтобы не видеть его, когда он вернется поставить машину в гараж. Мне слишком больно, но я не допущу, чтобы Никита знал об этой боли.
Эти слезы не для него, пусть их забирает ветер. Все, до последней капли.
8.3
– Опять у тебя это идиотское выражение лица. – Замечает Дрыга, когда в конце урока физкультуры мы бежим пять километров по дорожке вокруг школьного стадиона.
– Какое? – Спрашиваю я.