Но Лайла не кричит. Кричат лишь наши сердца, а наше затянувшееся молчание кромсает души не хуже ножа.
Лайла для меня лес, в котором можно заблудиться. И океан, в котором можно потонуть.
Мне хочется сократить расстояние между нами. Обнять её. Встать на колени. Попросить прощения. Но Лайлу это испугает, ведь я для неё всё ещё чудовище. Она видит во мне ту тьму, которую я ненавижу: клыки, тонкие чёрные прожилки под глазами, хищную грацию и нечеловеческую скорость.
Я вижу слёзы в её глазах.
Накал, бушующий у неё внутри, спадает. Ему на смену приходит боль и стойкость.
Моя смелая, отважная девочка.
— Ты не убивал мою семью, — шепчет Лайла.
«Нет. Но на моих глазах они погибали. Мне нет прощения. Однако я не мог ничего сделать, Лайла! Не мог!! Я уберёг тебя — единственное, что было тогда в моих силах. Потому что если бы и ты погибла тогда, то я тоже жить дальше не стал бы…»
— Но ты смотрел, как умирали мои мама, папа и Беллами, — озвучивает она мои мысли и слёзы уже непрерывно катятся по её щекам. — Ты не помог им. Не спас.
— Я спас тебя.
Её всхлип как пощёчина.
Монстр. Чудовище.
Впервые за девяносто лет я чувствую влагу на своих щеках. И ненавижу то, кем я стал в её глазах.
— Ты спас меня тогда, потом на аукционе… И позже, той ночью, на дуэли. Зачем? — продолжает Лайла, а я не в силах прервать её расспросы и поведать ей свой монолог.
— Ты знаешь ответ.
— Знаю?
Я вижу в ней то, что заставляет меня бороться со всем, что происходит в этом мире. Быть лучше, стараться быть для неё защитником и союзником. И любить её…
— Я люблю тебя, Лайла.
— Но ты меня совершенно не знаешь!!
Вскрик Лайлы прокатывается по комнате, обдавая меня волной её боли.
— Как и ты не знаешь меня.
Слёзы продолжают катиться по её щекам, она закусывает губу, качая головой. Тяжело вздыхаю и запускаю руку в волосы. Я впервые понимаю, что чего-то боюсь.
Мне хочется её обнять, но я боюсь её напугать.
Я боюсь всё испортить.
— Душно. Не хватает воздуха, — Лайла разрывает зрительный контакт и теребит лямки своей сорочки. На её плечах покоится моя рубашка. — Расскажи мне всё. Прошу.
— Лайла…
— Хоть это ты теперь можешь сделать?
Её просьба такая слабая, а сама она такая беззащитная, что я ничего не могу с собой сделать и протягиваю к ней руку. Лайла вновь дёргается, а я делаю шаг назад, увеличивая расстояние для её комфорта.
Вздыхаю и начинаю рассказ, абсолютно не с того, с чего надо было бы:
— Я не хотел, чтобы твоя семья погибала, Лайла. И другие тоже. Но это был приказ Императора, а мы — его подданные. Мы обязаны были его исполнить. И я понимаю, что ты вряд ли меня за это когда-нибудь простишь, даже пускай на моих руках и нет крови твоих близких…