Так что остаюсь только я, с двумя братьями и сестрой, у которых совершенно разные характеры, их с таким же успехом можно считать полярными противоположностями.
— Какого хрена ты только что сказал? — Кирилл смотрит на своего брата, который смотрит на него в ответ.
Теперь, когда они стоят лицом к лицу, есть некоторое сходство, но оно не такое вопиющее, как к примеру, насколько Карина похожа на Кирилла, на первый взгляд
— Ты меня слышал, — Константин говорит более спокойным тоном. — В конце концов ты доведёшь его до точки невозврата. Это твой способ действия, уничтожать всех вокруг, не так ли?
— Клянусь трахом, Константин, если ты не прекратишь болтать, я собираюсь сделать своей миссией активное разрушение всего, что вы и ваша дорогая мама строили.
Константин замирает, и жестокая ухмылка приподнимает губы Кирилла.
— Ты думаешь, я не знаю, чем вы двое занимались за моей спиной? Если вы думаете, что планирование переворота с целью изгнания членов семьи Юлии, которые решили помочь мне, нанесёт мне какой-либо ущерб, подумайте ещё раз. Просто потому, что я позволяю тебе делать своё дело, это не значит, что я в неведении. Я просто жду, чтобы увидеть, как далеко ты зайдёшь, прежде чем я уничтожу тебя. В конце концов, чем выше ранг, тем круче падение. Если я захочу, я могу прикончить вас обоих, — он щелкает пальцами перед глазами Константина. — Просто так.
Лицо младшего брата напрягается и становится темно-красным. Он бросается вперёд, но я преграждаю ему путь, и качаю головой.
Если он проявит физическую силу, то даст Кириллу тот стимул, который он так долго искал.
Дело не в том, что Константина легко спровоцировать, а в том, что Кирилл раздражает его больше, чем кто-либо другой, и ему трудно контролировать свои эмоции, когда речь заходит о нем.
Кирилл шагает к двери и, не оглядываясь, приказывает:
— Мы уходим, Липовский.
Я ободряюще киваю Константину и улыбаюсь Карине, которая ёрзает на протяжении всего разговора. После того, как она нерешительно улыбается в ответ, я прихрамываю, чтобы догнать Кирилла.
Его длинные ноги рассекают сад с большой скоростью, из-за чего добраться до него было практически невозможно.
Я выдыхаю, когда, наконец, иду в ногу с ним.
— Ты не должен был говорить это только что.
— То, как я отношусь к своей семье, не твоё грёбаное дело.
Тяжесть его резких слов ударяет меня в грудь, и мне приходится несколько раз сглотнуть, чтобы оправиться от метафорического удара.
— Ну, я все равно высказываю своё мнение, раз все остальные так боятся высказывать его вслух.
Он смотрит на меня сверху вниз.
— И что это за мнение?
— Ты был придурком только что. Ничто из сказанного Константином не оправдывало такого обращения.
— Вот тут ты ошибаешься. Константин продолжает хотеть добавить тебя в свою грёбаную банду некомпетентных дураков. И если он не остановится, я буду продолжать давить на него, пока от него не останется ничего, что можно было бы узнать.
— Не похоже, что это произойдёт, так что я не вижу проблемы.
— Вот тут ты ошибаешься. Существует множество проблем, а не только одна. А теперь брось это.
— Но...
— Я сказал. Брось. Это.
Я крепко сжимаю губы, даже когда меня распирает изнутри. Иногда я искренне удивляюсь, почему, черт возьми, мне так нравится этот человек, что я готова пожертвовать своей жизнью, чтобы спасти его.
Он такой засранец, а они и близко не в моем вкусе.
Почему он должен был быть исключением?