Ни одна из тех причин теперь ничего для меня не значила.
Его руки перевернули меня, дёргая и притягивая — я не могла шевелиться достаточно быстро, чтобы подстроиться под него. Я даже не думала о том, чтобы попытаться остановить его или замедлить. Его рот нашёл мои губы, и я вцепилась в его волосы. Казалось, что мы целовались очень долго, и я уже не могла дышать, не могла заботиться ни о чём другом. Когда я обхватила его ногами, он застонал, обнимая рукой мою талию, и скользнул своим телом в то пространство, что я ему дала.
Мы вновь принялись целоваться, в этот раз ещё дольше.
Достаточно долго, чтобы я забыла, где нахожусь.
Я забыла обо всём, что мы говорили, решали, обсуждали. Я чувствовала лишь интенсивную тягу в нас обоих, а также чувство собственничества в отношении него, от которого в голове всё помутилось.
Я не помнила, чтобы раньше ощущала так много от него.
Та уязвимость, которую я ощущала вокруг него, как будто разорвала его свет, окружая меня его присутствием. Я едва могла принять всё это, не могла открыться достаточно быстро, чтобы прочувствовать всё, что он предлагал. Его свет окутывал мой, едва не душа, и всё же я притягивала его, требовала большего. Я боролась с желанием сделать ему больно, может, пометить его.
Я боролась с желанием потребовать от него верности, а то и откровенного владения.
Я накрыла его рукой, как только он достаточно приподнял своё тело, чтобы я до него дотянулась.
Он прикрыл глаза, когда это собственничество во мне усилилось. Его свет выскользнул из-под контроля, и я проникла в открывшееся пространство, глубже вплетая свой свет.
Затем он запустил руку между моих ног, и как только его пальцы оказались внутри, он стал посылать мне образы настолько порнографичные, что я вцепилась в его руки и прижалась головой к его плечу, а он застонал от моей реакции. Я бездумно схватила структуры его aleimi, нацелившись на те же точки, что и раньше.
Ему снесло крышу.
То есть, реально снесло крышу.
Убрав пальцы, он с силой оттолкнул меня и рукой, и светом.
— Нет, — его голос прозвучал холодно и с такой злобой, что я отпрянула, уставившись на него. — Нет, чёрт подери, — он схватил моё запястье и стиснул его до боли. — Нет.
— Ревик… — начала я.
— Послушай меня, жена, — его лицо ожесточилось, и он пристально смотрел на меня, стискивая зубы. — Если ты сейчас будешь играть со мной, бл*дь, я ухожу, Элисон. Я ухожу.
Он посмотрел мне в глаза, и я поняла, что он говорит серьёзно.
От его угрозы во мне всколыхнулся страх. Я вцепилась в его волосы, пытаясь осознать выражение его лица. В его глазах стояло какое-то душераздирающее неверие, а также столь интенсивная боль, что я не могла отвернуться. Покачав головой, он усилием воли заставил себя понизить голос.
— Элли. Если ты меня не хочешь, скажи, — он покачал головой. — Но я никогда тебя не прощу. Бл*дь, я никогда тебя не прощу, если ты сейчас так со мной поступишь.
Боль так сильно ударила по моему сердцу, что поначалу я не могла ответить.
Сглотнув, я покачала головой и прочистила горло.
— Я просто хотела, чтобы ты убрал шип, — сказала я ему. — Ты можешь сделать это сам?
Воцарилось молчание.
Чувство вины, затем боль исказили черты его лица. Я увидела там понимание и уже другое неверие, когда он осознал, что означают мои слова. Затем он сосредоточился, направив всю свою спешку на одну задачу. Его лицо ожесточилось, и он закрыл глаза, стараясь проследить за направлением моего света, давлением моих пальцев.
Когда я попыталась помочь ему, он сопротивлялся. В итоге я сдалась и попыталась следовать его путём. Я всё ещё едва осознавала, где нахожусь, что делаю с ним. Я осознала, что мы наполовину запутались в его простынях, чтобы мы оба обнажены, что всё его тело горячее, а руки дрожат, удерживая на себе его вес.
Посмотрев на него, я вообще не могла думать. Когда он, похоже, так и не сумел справиться со своим телом, я закусила губу, подавляя желание врезать ему.
— Чёрт подери, — я стиснула его волосы пальцами, достаточно сильно, чтобы причинить ему боль. — Убери шип. Пожалуйста, малыш. Прошу.
Я чувствовала, как он борется с собственным светом, остро реагируя на мои слова.
— Я не могу… боги.