Один пробежал глазами по рапорту и, не задав ни единого вопроса, наложил резолюцию об отчислении.
Приказ зачитали вечером, а ночью Семенов сбежал. В принципе, сбежать из «Валгаллы» не составляло большого труда. Территория почти не охранялась, забор только для красоты, проверяли только машины, въезжающие на территорию.
Факт дезертирства был выявлен на утренней поверке. Начальство пребывало в растерянности: такого не было никогда. Нашу группу в экстренном порядке опросили, после чего отправили на поиск беглеца. Мы убыли вместе с Кисой и Тунгусом, снаряженными «по войне». При этом поиск осуществляли мы, преподы только контролировали. Через два часа поиска стало понятно, что Семенов решил схитрить: он заложил круг и вернулся к школе. Мы разделились. Одна часть пошла по следу, вторая вернулась обратно и начала прочесывать окрестности. Беглеца нашли через четыре часа. Пройдя очередную опушку, все замерли. Синхронно присели, начали осматриваться. Схрон Игоря обнаружился почти сразу.
– Игорян, выходи, – крикнул я. – Мы знаем, где ты.
Реакции не последовало.
Я вскинул автомат и сделал два одиночных, вплотную к его лежке.
– Считаю до трех. Потом бью на поражение.
И он встал. Грязный, уставший, злой.
– Стволы в землю, – приказал Киса и направился к беглецу. Спокойно подошел, надел на него наручники и повел в школу.
Один приговорил его к году штрафбата без права на амнистию. А мы убыли на войну без одного врача. Именно поэтому очень скоро в нашем подразделении появился русский еврей Борька Зеймович.
А теперь мои пилюлькины где-то сцепились с выжившим, как оказалось. Семеновым.
– Давай подробности, – потребовал я у Ильдара.
– Командир, – встрял Борька, – давай лучше я. Ибо сила моего орального искусства…
– Ораторского, – автоматически поправил я.
– И его тоже, – кивнул Зяма, – гораздо выше, чем у потомка Батыя и Мамая.
– Ну, попробуй.
– Ну, слушай! Поломал Вартанчик твоего двойника. По неосторожности…
– Стоять! – офонарел я. – С этого места поподробнее!
Первые два дня Васятка вел себя тише воды, ниже травы. А на третий освоился и даже пытался разговаривать с бойцами. Парни вели себя с ним корректно, как с душевнобольным. Видимо, эта корректность и сбила капитана с толку. Он решил, что вежливость вызвана его крутостью. Ведь он, как никак, сотрудник Смерша!!!
Свою крутость он решил продемонстрировать Миколе. Заявив, что Брюс Ли по сравнению с ним, детсадовец с отставанием в умственном развитии, он предложил хохлу устроить небольшой спарринг.
Услышав предложение полоумного капитана, Микола, прекрасно представляя, что останется от Васятки после спарринга, а потом и от самого Миколы после общения с Зиминым, перекрестился и максимально доступным языком попытался тому объяснить: дескать, негоже капитану об прапорщика руки марать…
Васятка задумался над словами прапора и переключил свое внимание на офицерский состав. В зоне доступа оказались Макс и Ильдар. Макс, услышав предложение Васятки, расхохотался, махнул правой ногой над головой капитана и пошел дальше. Капитан подскочил к Ильдару. Татарин долго не мог понять, что от него хочет малохольный смершевец. А когда понял, то моментально выдал:
– Язык покажи.
Васятка послушно вытащил язык.
– Открой горло и скажи «А».
– А-а-а-а, – затянул тот.
Ильдар осмотрел горло, потом глаза, оттянув веки, пощупал пульс, заглянул в уши и со словами «Господи, ужас-то какой…» задумчиво побрел в неизвестном направлении.
Васятка минуты три стоял испуганным сурикатом, глядя вслед удаляющемуся врачу, а потом он увидел Бойченко…
Если сравнивать Коваля и Бойченко со шкафами, то они были трехстворчатыми. На их фоне наш Микола уже не казался великаном. Их рукопашная подготовка была такого уровня, что во время последнего курса повышения квалификации Шуровкин не вставал с ними даже один на один…
Бойченко занимался с гирями.