– Не тревожься за меня, – добавил он. – Плохо то, что мы потеряли Тихвин. Дмитрий вовремя попал в больницу. Там было… ладно, не важно.
– Могу себе представить.
Александр кивнул.
– Единственный способ доставить продовольствие в Ленинград – по льду Ладоги, но пока что подвезти продукты к Ладоге невозможно. Железная дорога, ведущая в Тихвин, в руках немцев. Тот хлеб, что ты получила сегодня, испечен из резервной муки. Поэтому мы просто обязаны отбить и Тихвин, и железную дорогу. Без них мы не в состоянии переправлять в город муку.
– Не может быть!
– Может! А пока горсовет издал приказ вести пути через малонаселенные деревни к северу, у Заборья, на другом берегу озера. Там никогда не было дороги, но ничего не поделаешь. Либо строить дорогу, либо умереть.
– Но как можно возить продукты по такому тонкому льду? Ведь озеро только-только замерзло.
Карие глаза Александра погрустнели.
– Если мы не отобьем Тихвин, город останется без хлеба, какой бы толщины ни был лед. У нас не будет ни единого шанса. Ни единого. И учти, – нехотя выговорил он, – нормы опять снизят. Экономьте те припасы, что у вас остались.
– У нас почти ничего нет, Шура, – прошептала она.
Когда они добрались до угла Невского и Литейного, где должны были распрощаться, Александр предупредил:
– Вчера ты при всех назвала меня Шурой. Нужно быть поосторожнее. Твоя сестра может заметить.
– Да, – сокрушенно кивнула Татьяна. – Постараюсь.
На Сенном рынке она купила меньше полукилограмма муки за пятьсот рублей. Двести пятьдесят рублей за чашку. Полкилограмма масла обошлось в триста рублей. Остальное ушло на соевое молоко и небольшую пачку дрожжей.
Дома еще оставался сахар. Она испекла хлеб. И все. На ужин для семьи ушла половина месячного денежного довольствия Александра. Хорошо еще, что тот запас дров и достал немного керосина.
Хлеб, испеченный Татьяной, разломили на пять кусков, разложили по тарелкам и ели ножом и вилкой.
Татьяна не знала насчет остальных, но сама она благодарила Бога за Александра.
По утрам солнце вставало поздно. Они завешивали окна одеялами, чтобы не пропускать холод, но одновременно отсекали и свет.
О каком свете может идти речь?
Татьяна медленно плелась на кухню с зубной щеткой. Раньше она чистила зубы содой с перекисью водорода, но как-то оставила соду на кухне и кто-то ее съел.
Татьяна повернула кран. Еще раз. Еще.
Вода не шла.
Вздохнув, она пошаркала обратно. Даша и Марина что-то недовольно пробормотали.
– Воды нет, – сообщила Татьяна.
В девять утра они поковыляли в райсовет. Истощенная женщина с чирьями по всему лицу объяснила, что электричество отключили, потому что в Ленинграде нет топлива.
– А при чем тут вода? – удивилась Даша.
– А что приводит в движение насосы? – в свою очередь спросила женщина.
Даша недоуменно моргнула.
– Не понимаю… – пролепетала она. – Это что, допрос?
– Пойдем, Даша, – шепнула Татьяна, дернув сестру за руку. – Свет когда-нибудь дадут. Но трубы уже успели замерзнуть. Теперь до весны воды не будет.