Мои глаза открываются, и в темноте я разглядела, как Хьюстон бьется в постели, что-то бормоча. Я не знаю, будить ли его или оставить его лицом к лицу со своим сном.
Думаю, оставлять его в кошмаре будет жестоко.
Я отбрасываю одеяло и встаю над его кроватью.
— Профессор Дейл?
Ничего.
— Профессор Дейл? Хьюстон?
Блестящий пот покрывает его голую грудь, и его голова качается в отрицании на подушке.
— Нет, — рычит он.
— Хьюстон? Вы в порядке? — постель немного прогибается, когда я залажу к нему.
Сидя на коленях, я толкаю его в плечо. — Хьюстон, — говорю я немного громче.
Он выпрямляется как струна, его глаза раскрываются.
— Что? — через мгновение он фокусирует на мне свой взгляд. — Что вы делаете в моей постели, Марли?
— У вас был плохой сон.
Его кошмар, должно быть, был ужасным, исходя из того, как поднимается и опускается его грудь. Но именно его глаза что-то делают со мной. Они дикие, испуганные, полыхающие от напряженности. Я хочу поддержать и утешить его.
Он проводит рукой по своему промокшему от пота лбу.
— Убирайтесь из моей постели, сейчас же.
Он ведет себя холодно, терзаемый призраками. Холод скользит по моей спине, когда я покидаю его кровать.
— Простите. Я просто беспокоилась о вас, — говорю я мягким голосом.
— Я в порядке. Все в порядке, — говорит он, поворачиваясь на бок, спиной ко мне. — Возвращайтесь в постель, или мы проспим утром.
И, на следующее утро мы опаздываем.
Мы мчимся, и все время Хьюстон унижает меня, говоря, что я виновата в нашем опоздании.
Его жестокое отношение так и не изменилось во время съезда, и не сошло на нет, во время полета домой. По крайней мере, это гарантирует то, что не будет повторения инцидента, о котором мы никогда не будем говорить. После того, как мы забрали наш багаж с багажной ленты в зале прилета, он уходит, и я больше не вижу его до понедельника, когда я просыпаюсь… снова поздно.
Дерьмо. Как это происходит? Я никогда не опаздываю. В рекордное время я собираюсь, хватаю протеиновый батончик из кладовой и выбегаю в дверь. Как только я выхожу из дома, в меня бьет яркий солнечный свет. Поспешно направляюсь к метро, параллельно ища и вытаскивая из сумки солнцезащитные очки, чтобы защитить свои уставшие глаза и тут, в кого-то врезаюсь.
— Срань господня, мне очень жаль. Я не видела вас, — извиняюсь я, инстинктивно проводя своей рукой по твердой груди, в которую только что врезалась.
— Мисс Мерфи, вам следует обратить более пристальное внимание на то, куда вы идете, — я смотрю в темные глаза профессора Дейла.
Я отдергиваю руку от его груди, полностью униженная. Мое лицо горит от смущения.
— Профессор Дейл, мне очень жаль, — он стоит неподвижно, глядя на меня. — Солнце било в глаза, и я пыталась надеть солнцезащитные очки, так что я не обратила внимания, куда шла, — болтаю я.
Его взгляд пробегает по моему лицу.
— Вам стоит больше спать, мисс Мерфи. Таким образом, вы не будете всегда опаздывать. Опоздание недопустимо, — он смотрит на свои часы, а потом снова на меня. — У вас есть двадцать минут до начала занятий. Если у вас мало времени, возможно, вам нужно еще раз подумать, хотите ли вы быть врачом, — он поправляет свой темно-синий галстук. — Умирающий пациент не оценит вашу неспособность управлять своим временем.
С этой словесной пощечиной он оборачивается и быстро уходит. У его широких шагов есть цель: принижать всех на своем пути. Убирайтесь с его пути или будете свалены в груду обломков у его ног, одетых в дизайнерские туфли. Внемлю ли я его словам и направляюсь на занятия? Нет. Вместо этого я столбом стою, кусая свою губу, и зацениваю то как его задница, смотрится в темно-синих брюках. Он останавливается у края дороги и ловит такси. Как только он забирается в него, я вырываюсь из своих мыслей сексуального характера и мчусь к тротуару, чтобы сделать то же самое. Обычно я езжу на метро, но сегодня я хочу передышки. И, может быть, просто немного доказать, что я не разочарую умирающего пациента. Я буду рано.