Мужчины подъезжают к неосвещенному домовладению Хадиджи и Аббаса. Жилище выглядит вымершим. Они смотрят друг другу прямо в глаза и с ужасом выходят из машины. Что случилось? Наверняка ничего хорошего. Почему именно они? Такие спокойные, никому не мешающие люди? «Wallahi», – оба мужчины в душе взывают к Богу за помощью.
– В машине должен быть фонарик.
Муаид открывает крышку багажника.
– Нужно как-то добраться до дома и не сломать ноги.
Совсем близко слышится лай диких собак, и дрожь проходит у них по спинам. Освещая себе путь, они входят через открытую настежь дверь в пустую виллу. Для храбрости включают все возможное освещение.
– Где рубильник внешнего освещения? – спрашивает Муаид, который не может сориентироваться.
Рашид включает электричество на террасе, и в следующую секунду переднюю часть бассейна и сад заливает светом. Парень бежит на первый этаж осмотреть спальни детей и родителей. Пусто. В кабинете отца, окна которого выходят на заднюю часть дома, светится слабый огонек. Сын глубоко вздыхает и толкает приоткрытую дверь. Его глазам предстает сидящий за письменным столом Аббас с неестественно запрокинутой головой. На его лице застывшие струйки крови, широко открытые глаза смотрят в пространство. Стены у окна и вышитые тюлевые гардины пестрят бурыми кляксами. Рашид застывает от ужаса. Затем делает глубокий вдох и медленно выдыхает, пытаясь прийти в себя. Он так сильно сжимает челюсти, что слышит, как скрипят зубы. Он не может оторвать ладонь от ручки двери. Ему кажется, что если он ее отпустит, то рухнет на пол. Он дрожит всем телом, не в состоянии дольше смотреть на останки любимого отца, и опускает взгляд.
Через минуту к нему возвращается способность трезво мыслить. «Где же дети? Где мать? Почему он просил, чтобы я о ней заботился? А что с малышами?» Мозг парня начинает работать на всех оборотах. Почему Муаид не возвращается из сада? Что он там делает? Рашид бегом бросается к лестнице, перескакивает через две ступеньки, влетает в зал, поскальзывается на толстом шерстяном ковре и наталкивается на низкий столик для кофе. Падает, но тут же поднимается и в полумраке мчится к бассейну, протискиваясь сквозь чащу олеандров и опунций. Он царапает одежду и руки. Колючки кактусов ранят его до крови, но парень не чувствует боли. Он видит сгорбившегося Муаида, но нет ни лягушатника, ни выложенной терразитом аллейки вокруг него. Двоюродный брат, услышав шаги за спиной, медленно поворачивается. Его лицо искривлено от боли, а в глазах – отчаяние и ужас. Рашид становится рядом с родственником. То, что открывается его глазам, превышает человеческие силы. Через минуту он отбегает в сторону и блюет в большую воронку от снаряда. Согнувшись пополам над дырой в земле, он не хочет поворачиваться.
– Мы должны действовать, – шепчет Муаид, обнимая юношу за плечи. – Твоя мать жива, и сейчас мы должны позаботиться о ней.
Рашид подходит к разодранному, окровавленному пледу и дотрагивается до сгорбленной спины Хадиджи, которая лежит, свившись в клубок, среди детских тел. Женщина смотрит перед собой пустыми глазами. До нее не доходит ни одно внешнее раздражение. Она, как ребенок, прижала ладони к груди и молчит.
– Мамуля… – Рашид наклоняется к ней и обнимает несчастную женщину. – Встань, мы должны идти. Иди сюда, я тебе помогу.
Он старается сдвинуть ее с места, но в этот момент Хадиджа, уткнувшись подбородком в колени, начинает выть звериным голосом. Молодой человек в панике отскакивает.
– У меня в машине есть успокоительное и…
Муаид бежит к автомобилю.
– Но что с остальными? – растерянно спрашивает парень, когда двоюродный брат возвращается, держа в одной руке переносную аптечку, а в другой какую-то белую ткань.
– Как отец? – задает Муаид риторический вопрос, на который не ждет ответа. Невдалеке вновь раздается завывание собак и даже видны их светящиеся дикие глазища. – Мы должны заняться похоронами. Звери чувствуют падаль…
– Падаль! – с горечью восклицает оскорбленный брат убитых.
– Извини. Запах… Если займемся твоей матерью, а их оставим, то уже не за чем будет возвращаться.
– За кем, а не за чем! – Рашид, как подросток, кривит лицо в гримасе, а по щеке у него катится одна большая, как горох, слеза.
– Возьми себя в руки. Ты должен быть твердым. Ты сейчас опекун больной матери. – Старший брат гладит его по коротким волосам. – Внесем ее в дом. Если только удастся это сделать.
Хадиджа даже подскакивает, когда Муаид пробует к ней притронуться. Медик набирает успокоительное средство в шприц и молниеносно делает укол в плечо. Через минуту Хадиджа становится вялой, у нее опускаются веки и она засыпает.
– Извини, но это необходимость, – объясняет Муаид, раскладывая на земле смирительную рубашку. – Если мы оставим ее одну, то должны обезопасить, чтобы позже найти на том же самом месте.
Рашид сжимает губы и ничего не говорит.
Приближается рассвет. Нежная белая мгла уносится ввысь, а розовая заря окутывает место над садом в теплый таинственный саван. Согретая первыми лучами солнца, земля начинает дышать и пахнуть весной. Желтый молочай, который покрывает все пространство, и другие травы источают пряный, почти одуряющий аромат. Из конюшни доносится ржание коня и блеяние нескольких баранов. Через щель пытается выбраться наружу маленький разноцветный петушок, который своим «Ку-ка-ре-ку!» провозглашает наступление нового утра. Свежий воздух овевает лица мужчин, которые стараются связать спящую Хадиджу. Они с трудом распрямляют ее скрюченные руки, притиснутые к груди. В эту минуту из ладони женщины выпадает маленький перстенек ее дочери. Рашид просто подскакивает, не выдерживает и все громче начинает плакать, как обиженный судьбой ребенок. Он сгибается пополам, крепко держась за живот. Слезы брызжут у него из глаз, сопли льются из носа, а из открытого рта стекает слюна. Его отчаяние безгранично. Через минуту он садится на влажную глинистую землю и обхватывает голову руками, закрывая лицо. Он не хочет на все это смотреть. Муаид чувствует, как тихие слезы грусти заливают и его лицо. Невыразимая боль сдавливает ему горло. Он молчит, закусив губы до крови. Знает, что он, как старший и наиболее сильный, должен помочь молодому родственнику справиться с трагедией, которая выпала на его долю. Он вытирает лицо, тихо сморкается в полу рубашки и скрипит зубами. Неподвижная Хадиджа спокойно лежит на спине.
– Прежде всего принеси из кухни черный мешок. Мы не можем оставить их здесь без присмотра, – руководит он. – Позже занесем всех в дом и закроем дверь на ключ. Нужно поехать в ближайшую мечеть за ширшаф абьяд[76] и договориться с шейхом, что и как. Еще этим утром они должны быть похоронены. Никто из нас не будет проводить никакого расследования. Чтобы замять дело, князьки от правительства готовы будут обвинить твою семью неизвестно в чем. Нацепят ярлык, конфискуют дом или сделают что-нибудь еще похуже. Знаешь ведь, как у нас любят коллективную ответственность и умеют зачищать следы своих преступлений. Сейчас мы должны обеспечить безопасность твою и твоей матери. Ну, иди уже.
Муаид подталкивает отупевшего парня к дому. Рашид двигается, как робот, все время натыкаясь на выступающие из земли камни и пучки зеленой травы. Через минуту он приносит большой мешок для мусора и резиновые перчатки. Его двоюродный брат уже надел тонкие хирургические перчатки. Они собирают останки своих маленьких родственников, по одному бережно укладывают в мешок, а затем переносят их в дом. После Муаид идет в комнату на первом этаже, чтобы посмотреть, в каком состоянии находится тело Аббаса. Трудно кому-то будет доказать, что это был несчастный случай на дороге. Такая версия должна подтверждаться большими деньгами. Он поднимает с земли револьвер и вспоминает, что при ссоре с Наджлей оставил здесь на сохранение дорожную сумку с неплохим военным арсеналом. «Если бы я этого не сделал, если бы взял ее в Триполи… – обвиняет он себя. – Боже мой, почему нашу семью так испытывает судьба?!»
В полностью опустевшем доме Марыся не может найти себе места. Ночью она слышала, словно сквозь туман, какие-то голоса, шаги и хлопанье двери. Утром, проснувшись, решила, что у нее снова были кошмары, которые часто преследовали ее после исчезновения матери. Тем не менее шестое чувство подсказывает молодой женщине, что случилось что-то непредвиденное. Нет Муаида, который в это время забирает ее в больницу. Нет и Рашида, который должен был помогать им. Комната бабушки, которую занимает парень, тоже пуста, постель даже не тронута.
Проходит полдень, Марыся по-прежнему сидит на балконе и высматривает родственников. Улочка перед домом почти пуста, а если кто-нибудь и появляется, то проходит мимо спешным шагом. Через четыре часа появляется пять частных машин, личных, принадлежащих жителям ближайших вилл. Потом в улочку въезжает полицейская машина. Марыся замирает. Но полицейские, похоже, явились только за тем, чтобы убедиться, что на улице царят спокойствие и порядок.
«Я должна чем-то заняться, – думает Марыся. – Не буду, как когда-то моя мама, проводить весь день на балконе. Это как-то по-арабски и очень меня раздражает». Она закусывает губы от злости. Заглядывает в кухню, чтобы проверить холодильник и шкафчики. Оказывается, что из еды есть только заплесневевшая хобза, подгнивший салат и старый кускус с мохом наверху. Поразмыслив, Марыся решает выбраться за покупками и берет бумажник. С душой, ушедшей в пятки, она следует вдоль заборов и через минуту выходит на главную двухполосную дорогу. Увидев, что движение здесь почти нормальное, она облегченно вздыхает. «Хуже всего бояться собственной тени», – думает она и спокойно покупает фрукты и овощи. Затем, основательно нагруженная, Марыся отправляется в маленький, но с большим ассортиментом магазин на углу. Когда она купила все необходимое, оказалось, что не хватает рук, чтобы все забрать.
– Можно оставить у вас два пакета, а потом за ними вернуться? – спрашивает она у продавца. – Я живу рядом, но столько сразу не донесу.
[76] Ширшаф абьяд – саван; белая ткань, в которую заворачивают трупы перед похоронами; никакого гроба, хоронят только в саване непосредственно в землю (араб.).