– А что, в Ливии тоже prayer time[55]? Почему так пусто? – Марыся оглядывается по сторонам.
– Меня это тоже удивляет, но едем в центр. Наверняка там уже кто-нибудь будет.
Рашид обеспокоенно хмурится.
– А может, все запаниковали и отказались?! – Девушка разочарована.
На светофоре они поворачивают вправо и едут пару километров хорошей двусторонней дорогой, разделенной полосой зелени с растущими на ней олеандрами и карликовыми пальмами. По обеим сторонам дороги нет ни единого перехода. Они заезжают на рынок, расположенный у большой белой мечети. Он закрыт, и вокруг него не видно ни одной живой души.
– Однако манифестанты струсили, – разочарованно произносит Марыся, вспомнив злые слова Баськи о ливийцах как о перестраховщиках. – Ничего страшного, с удовольствием с тобой проехалась.
Девушка утешительно похлопывает парня по плечу.
– Хочется мороженого, может, какой-нибудь магазинчик у автострады будет работать. Едем!
– Хорошо, но потом еще заглянем сюда. Мне не хочется верить, что так никто и не появится.
Им тяжело найти открытый магазин, но после получаса кружения они натыкаются на мини-маркет, в котором покупают шербет, наверное помнящий времена их детства.
– Сальмонелла танцует в нем твист, – смеется Марыся. – Давай выбросим и поедем дальше.
Возвращаясь на ту же трассу, ведущую к городку, они видят на широкой дороге собирающуюся толпу. Сердца у них подскакивают к горлу.
– Припаркуемся в какой-нибудь боковой улочке между будками, чтобы в случае чего легче было выехать, – говорит Рашид и резко поворачивает влево. – Мне показалось, что промелькнул автомобиль «скорой помощи» Муаида.
– Зачем он приехал на машине «скорой помощи»?
– На всякий случай. Он окончил в Лондоне курсы медицинского спасателя, и у него на этом пунктик. Считает, что во время каждого столпотворения должны присутствовать парамедики – на случай, если, например, кому-то станет плохо от жары.
– Он прав.
Марыся, волнуясь, нервно сглатывает. Она чувствует, как по спине течет струйка холодного пота.
Молодые люди быстро паркуют машину около большого контейнера с мусором, захлопывают двери и торопливо направляются к основной дороге. Толпа хочет достичь автострады, до которой осталось один-два километра. Сейчас уже можно различить фигуры. В первом ряду идут в основном молодые, по-европейски одетые мужчины с транспарантами и древними ливийскими флагами времен короля Идриса. Между ними изредка появляются мужчины зрелого возраста, некоторые из них в галабиях, другие – в джинсах, рубашках и пиджаках, иногда в арафатках, обвитых вокруг шеи. Женщин мало, они по большей части стоят на обочинах. На них длинные юбки, а также блузки с длинными рукавами и платки на головах. С краю топчется засушенная старушка, закутанная в белое полотнище, так что видно только один глаз. Традиционалистка вспомнила старые дела и хочет проявить свою причастность к ним. Время от времени она вытаскивает кайму полотнища изо рта, поднимает кулак вверх и беззубым ртом выкрикивает лозунги против режима Каддафи:
– Прочь, Муаммар! Убирайся! Не хотим больше тирании! Нефть и газ – для народа! Хватит красть! Мы хотим жить!
Рашид видит Муаида и Хасана, который привел на митинг своего пятнадцатилетнего сына, что, конечно, кажется ему безответственным. Мужчины стоят на обочине, немного позади от главного течения человеческой массы. Они машут прибывшим руками и жестами приглашают их присоединиться к ним. Марыся с Рашидом хватаются за руки и пробегают тут же перед демонстрацией. Несколько человек толкают их. Одни снова скандируют лозунги, а другие начинают петь патриотические песни. У некоторых идущих сзади есть барабанчики, и люди отбивают на них ритм марша. Марыся шокирована: у колонны нет конца. Здесь собралось тысячи две протестующих. «А глупая Баська говорила, что мы, ливийцы, трусы!» – думает она, с патриотической гордостью глядя на проходящих мимо людей, обуреваемых гневом.
– Сегодня рождаются герои, – подытоживает она с улыбкой на губах и присоединяется к скандированию:
– Каддафи, отдай власть! Прочь, гадина!
Вдруг на другой стороне улицы начинает волноваться Муаид. Он встает на цыпочки, а позже взбирается на большую бетонную плиту. Между блочными домами останавливаются небольшие автобусы, и из них высаживаются люди.
– Подвозят манифестантов из Триполи? – удивляется девушка и показывает на вновь прибывших пальцем. – Ведь здесь должно быть отдельное шествие.
– Почему они в плащах? – Марыся женским глазом замечает то, на что мужчины не обращают внимания. – Слишком жарко…
В этот момент послышались первые одиночные очереди из автоматов. Толпа задерживается, раздается в стороны и останавливается в замешательстве. Выстрелы слышатся отовсюду – со стороны мечети, городка и с боков. Мужчины в плащах, которые приехали на автобусах, растворились в толпе. Теперь все чаще слышны залпы. Человеческая масса разбегается вправо и влево, а потом со всей стремительностью движется вперед, увлекая за собой наблюдающих: Марысю, Рашида, Муаида, Хасана и Адама. Подросток споткнулся, но отец подхватывает его в последний момент, спасая от падения.
– На автостраду, там в нас никто не будет стрелять! – кричит кто-то. – Слишком много свидетелей! Направимся в Триполи!
– Но кто стрелял? Почему? – Марыся крепко держится за руку Рашида и старается поспевать за ним. – Это же должна была быть мирная демонстрация!
– Бежим к машине. – Молодой человек тянет ее в сторону, потому что должен пробиться сквозь плотную запаниковавшую толпу.
Когда они уже видят свой автомобиль, приспешники Каддафи бросают гранаты. Машина Рашида вместе с мусорным баком и стеклами взлетает в воздух и вспыхивает огнем.
[55] Prayer time – время молитвы; в Саудовской Аравии все магазины и учреждения закрываются пять раз в день на время молитвы (англ.).