– Угу… – Дорота терпеливо ждет продолжения.
– И я начала думать, что… – говорит после паузы Марыся и снова умолкает.
– Что?
– Не чересчур ли поспешно я вышла замуж, – признается Марыся с дрожью в голосе. – Ведь я лишилась всех переживаний и опыта молодости. Я закрыла все двери. Но щеколда опустилась, что ж делать, – вздыхает она.
– Хамид – порядочный человек, – становится Дорота на защиту зятя. – Ты сама так всегда говорила, а после того, как я узнала его ближе, у меня не осталось никаких сомнений на этот счет. Просто сейчас у вас первый супружеский кризис, и только. Во взрослой жизни не все складывается идеально.
– В моей никогда не было идеально, мама. Что в детстве, что в подростковом возрасте – всегда было тяжело, всегда мне доводилось проходить через какие-то испытания. Один неверный шаг влек за собой целую лавину.
– Ты имеешь в виду супружество?
– Нет, то, что не пошла тогда на этот проклятый праздник Святого Николая в посольство и не выехала еще ребенком вместе с тобой и Дарьей. Сейчас я наверняка была бы другим человеком.
– Нечего плакать над разлитым молоком, доченька.
Мать подвигается ближе, осторожно притягивает расстроенную дочку к себе, кладет ей голову на плечо и нежно гладит густые вьющиеся волосы.
– Если бы ты знала, как все обернется, то согласилась бы. Я пару раз в моей жизни тоже совершала возмутительные ошибки. В принципе, одна была решающей… – прерывает она себя. – Но знаешь, о чем я на сто процентов никогда не сожалею?
– О чем? – Марыся чуть отстраняется и смотрит матери прямо в ее голубые глаза, невинные и искренние.
– Что у меня две прекрасные доченьки – ты и Дарья. А не будь того первого неправильного шага, который я сделала в молодости, вас бы не было. Поэтому хорошо так, как есть, самое главное – это упасть на четыре лапы и наконец-то принять верное решение. Но не поспешно, помни.
– Легко сказать! – Марыся каменеет и садится, опираясь о подголовник.
– Я не хочу вмешиваться, но советую как человек, умудренный опытом.
– Знаю, знаю…
– И еще… Я думаю, что мы должны сократить пребывание и как можно быстрее отсюда выезжать.
– Сейчас я не выеду, об этом не может быть и речи! – Девушка стискивает губы и решительно мотает головой.
– Ты не спрашиваешь, что там у Зоськи, с которой я провела последние пару часов, поэтому расскажу тебе, что все, услышанное нами о манифестациях, правда. Она показывала мне объявления и призывы в Фейсбуке. Это не шутки! Семнадцатое февраля должно стать Днем гнева и восстания свободного ливийского народа. Говорят, все готовятся к этому, особенно молодежь.
– Ну и что? В Тунисе и Египте революции прошли спокойно. Если кто-то не хотел соваться в опасные места, то с ним ничего не случалось. А здесь должно быть только мирное шествие. Не паникуй, мама!
– Я вошла на интернет-страничку египетских авиалиний. На ближайшую неделю уже нет ни единого места. Все расхватали в последние дни. Еще минуту тому назад можно было достать билет без проблем. Сейчас хоть бы на двадцать седьмое что-нибудь нашлось.
– Бессмысленно переносить отлет на один день, да еще тратить деньги на отмену брони.
Марыся вздыхает с облегчением, понимая, что преждевременно из Ливии им не выехать. У нее будет еще не одна возможность встретить Рашида.
– Зоська и пара других моих старых подруг-полек тоже пренебрегают этими выходками «дерьмократии», как они это называют.
– Ну, вот видишь! – Марыся от радости подскакивает на кровати.
– Ты, моя девочка, хочешь просто еще раз с ним встретиться, и только.
– С кем? – Дочь прикидывается ягненком, но в глазах ее появились маленькие чертики.
– Ой, заморочил он тебе голову с первой минуты! Но против этого никто не устоит.
– Мама… – Марыся обнимает мать за талию и уже не отпирается.
– Мои подруги хотят завтра организовать выезд за город, чтобы во что-нибудь «не вляпаться», как ты говоришь, – сменила Дорота тему. – Все демонстрации совершаются обычно на Зеленой площади и в центре, поэтому лучше провести день подальше от этих мест.