– Я его не видела, – ответила Анна Денман.
– Что? – удивленно произнес Клод Уикем. – Но вы же…
– До замужества я была балериной, а теперь… – ровным, лишенным эмоций голосом ответила она.
– А теперь на заслуженном отдыхе, – закончил за нее Джон Денман.
– Танцевать? – пожав плечами, произнесла бывшая балерина. – Танцевать я умела. Но сейчас балет меня абсолютно не интересует.
– О!
Прошло несколько секунд, прежде чем к Клоду Уикему вернулся его прежний апломб.
– Кстати, об экспериментах над людьми, – включился в разговор мистер Саттерсвейт. – За эти эксперименты миллионы русских заплатили жизнью.
Молодой композитор резко повернулся к нему.
– Я понял, кого вы имеете в виду, – сказал он. – Карзанову! Да-да, великую и единственную в мире Карзанову! Вы видели ее на сцене?
– Да, трижды, – с благоговейным трепетом ответил мистер Саттерсвейт. – Два раза в Париже и один раз в Лондоне. И надо сказать, этого великолепного зрелища я никогда не забуду.
– Я ее тоже видел! – воскликнул Клод Уикем. – Тогда мне было десять лет, и в театр я ходил вместе с дядей. Боже мой, как же она танцевала! Это было какое-то чудо. Да, такое действительно не забывается.
Он в сердцах швырнул в цветочную клумбу недоеденную булочку.
– Знаете, в одном из берлинских музеев есть ее скульптура, – сказал мистер Саттерсвейт. – Она выглядит такой хрупкой, что кажется, щелкни по ней ногтем, и она рассыплется. Я видел Карзанову в партии Коломбины, в «Лебеде» и в «Умирающей нимфе». – Он печально покачал головой и продолжил: – Это было гениально. Такой балерины, как Карзанова, еще долго не будет. Она погибла в первые дни революции. А она была так молода…
– Придурки! Идиоты! Варвары! – прокричал Клод Уикем. Он глотнул чаю и поперхнулся.
– Я училась с Карзановой и очень хорошо ее помню, – спокойным голосом произнесла миссис Денман.
– Необыкновенная была балерина, – сказал мистер Саттерсвейт. – Вы со мной согласны?
– Да. Она была выдающейся танцовщицей.
Наконец Клод Уикем ушел, и Джон Денман облегченно вздохнул. Услышав глубокий вздох мужа, хозяйка дома неожиданно рассмеялась.
– Я знаю, что вы о нем думаете, – покачав головой, сказал мистер Саттерсвейт. – Но, несмотря ни на что, этот молодой человек – прекрасный композитор.
– Да, наверное, – сказал мистер Денман.
– В том, что он – талант, я уверен. Клод Уикем пишет настоящую музыку. Другое дело, сколько это продлится.
Джон Денман удивленно посмотрел на него:
– Что вы имеете в виду?
– Видите ли, к нему слишком рано пришел успех, а это для любого композитора опасно, – ответил мистер Саттерсвейт. – Даже очень. – Он бросил взгляд на мистера Кина и добавил: – Вы со мною согласны?
– Вы, как всегда, правы.
– Пройдемте в мою гостиную, – предложила миссис Денман. – Там нам будет удобнее.
Она вышла из-за стола и направилась в дом. Все потянулись следом.
Вновь увидев китайскую ширму, мистер Саттерсвейт затаил дыхание. И тут он заметил, что на него смотрит миссис Денман.
– Как она вам? – спросила она. – У вас тонкий вкус, и мне очень хотелось бы услышать ваше мнение.