Это был странный и одновременно мастерски исполненный рисунок опунции: на фоне серых и зеленых мазков краски яркими пятнами пламенели похожие на драгоценные камни плоды суккулентного растения. Работа художницы невольно навевала мысль о зле с гноящимися ранами плоти.
Взглянув на него, мистер Саттерсвейт непроизвольно вздрогнул и отвел глаза.
– Да, я прекрасно вас понимаю, – кивнув, сказала Найоми. – Это и в самом деле ужасно.
Герцогиня кашлянула.
– По-моему, стать художником в наши дни совсем не трудно, – вяло произнесла она. – Даже натуру видеть не надо. Берешь побольше краски и неизвестно чем наносишь ее на холст. Во всяком случае, не кистью…
– Мастихином, – подсказала девушка и впервые широко улыбнулась.
– И в результате, – продолжила герцогиня, – все ходят вокруг твоей картины и восхищаются. Нет-нет, на это я смотреть не могу. Мне бы лучше…
– Красивенькую картинку лошадки с собачкой Эдвина Лансеера, – прервав тетку, произнесла Найоми.
– А чем плох Лансеер? – возмутилась герцогиня.
– Ничем. Как и вы. По-вашему, все должно быть красивеньким и блестеть. Я перед вами преклоняюсь. Вы воспринимаете все, как оно есть. Но вы – представительница высшего класса, а те, у кого социальный уровень пониже, способны увидеть изнанку жизни. А это в какой-то степени тоже интересно.
Герцогиня удивленно посмотрела на племянницу:
– Нет, мне тебя не понять.
Мистер Саттерсвейт тем временем с волнением рассматривал рисунки. В отличие от герцогини он понимал, что перед ним настоящие произведения искусства.
– А вы, мисс Карлтон-Смит, не продадите мне один из них?
– За пять гиней можете взять любой, – небрежно бросила девушка.
После недолгого колебания мистер Саттерсвейт выбрал эскиз с желтой кистью мимозы, с зеленым алоэ, алый цветок которого уходил за пределы рисунка. И все это было изображено на фоне колючих «лепешек» опунции.
В знак признательности мистер Саттерсвейт отвесил художнице поклон.
– Я рад, что приобрел этот рисунок, – сказал он. – Уверен, что совершил выгодную для себя сделку. Если мне придется его продать, то выручу за него сумму намного большую.
Наклонившись, Найоми Карлтон-Смит бросила взгляд на выбранный им эскиз и, подняв глаза, с уважением посмотрела на пожилого мужчину:
– Вы выбрали самый лучший. Я… я очень рада.
– Надеюсь, Саттерсвейт, вы знаете, что делаете, – брюзжащим голосом произнесла герцогиня. – Я слышала, в живописи вы большой знаток. Вот только не пытайтесь меня убедить, что это настоящее искусство. Впрочем, не будем об этом. Я приехала сюда, чтобы полюбоваться островом. И у меня всего несколько дней. Найоми, надеюсь, у тебя есть машина?
Девушка кивнула.
– Вот и прекрасно. Завтра же куда-нибудь отправимся.
– Но у меня двухместный автомобиль, – предупредила Найоми.
– Это не важно. Надеюсь, в нем найдется откидное сиденье для мистера Саттерсвейта?
По спине мистера Саттерсвейта пробежали мурашки, и он тяжело вздохнул. Еще утром он обратил внимание на то, что дороги на острове далеко не самые лучшие.
– Боюсь, что в моей машине ему будет неудобно, – заметив реакцию мистера Саттерсвейта, сказала девушка. – Эту старую колымагу, которая, того и гляди, развалится, я купила за бесценок. Чтобы преодолеть на ней подъем, мне приходится ее долго уговаривать. Так что пассажиров я взять не могу. В противном случае она не тронется с места. Между прочим, здесь есть прекрасное бюро по прокату автомобилей. Так что машину вы можете взять там.
– Взять машину напрокат! – возмущенно воскликнула герцогиня. – Ну надо же такое сказать! А кто был тот желтолицый симпатичный мужчина, который утром подвез нас к отелю? У него, если я не ошибаюсь, автомобиль четырехместный?
– Вы, наверное, имеете в виду мистера Томлинсона, – сказала Найоми. – Он – отставной судья из Индии.
– Тогда понятно, почему он такой желтый. А я уж подумала, что он болен желтухой. Во всяком случае, на меня он произвел приятное впечатление. Видно, что человек он порядочный. Я с ним поговорю.