– Интересно, когда же его перенесли? – задумчиво спросил он.
– Думаю, что не так давно, – ответил полковник Монктон. – Помню, как в день самоубийства мы с лордом Чарнли заговорили об этом ковре. Он сказал, что такую дорогую вещь следовало бы держать за стеклом.
Мистер Саттерсвейт покачал головой и возразил:
– Нет, недавно ковер перенести не могли. Замок закрыли на следующий день после трагедии. Так что в нем осталось все, как было до самоубийства.
– А почему лорд Чарнли покончил с собой? – спросил Фрэнк Бристоу.
Его голос уже не был таким агрессивным.
Полковник Монктон заерзал на стуле.
– Этого уже никто не узнает, – сказал он, словно отрезал.
– Думаю, это обыкновенное самоубийство, – медленно произнес мистер Саттерсвейт.
Монктон удивленно посмотрел на него:
– Ну а что еще? Друг мой, конечно самоубийство. Я же в то время находился в замке.
Мистер Саттерсвейт вновь посмотрел на свободный стул и, словно вспомнив что-то веселое, улыбнулся:
– Порой бывает так, что о причине произошедшего узнают спустя много лет.
– Все это вздор! – воскликнул полковник. – Полный вздор! Такого не может быть. Вы забыли, что со временем воспоминания начинают постепенно тускнеть.
И тут мистер Саттерсвейт получил поддержку, на которую не рассчитывал.
– Я понимаю, что вы хотели сказать, мистер Саттерсвейт, – оживленно произнес художник. – И наверное, вы правы. Здесь все зависит от оценки события. Так сказать, под каким углом на него посмотреть. А потом, в этой жизни все так относительно.
– Ерунда! – возмутился полковник. – Эта теория Эйнштейна – полнейший бред. Такой же бред, как рассказы бабушек о призраках и сеансах спиритизма. Конечно же лорд Чарнли покончил с собой. Ведь самоубийство произошло, можно сказать, на моих глазах.
– В таком случае расскажите, как это произошло, – попросил мистер Саттерсвейт.
Недовольно ворча, полковник опять поерзал на стуле.
– Надо сказать, что произошло это абсолютно неожиданно, – начал он. – В ожидании гостей лорд Чарнли пребывал в отличном настроении. Никто и предположить не мог, что, когда они начнут съезжаться, он уединится в комнате и застрелится.
– Естественно, было бы лучше, если бы хозяин подождал, когда его гости разъедутся, – заметил мистер Саттерсвейт.
– Конечно, лучше. Его поступок иначе как свинством не назовешь.
– Да, на него это не похоже, – задумчиво произнес мистер Саттерсвейт.
– Вы правы, на лорда Чарнли это действительно не похоже, – согласился Монктон.
– И тем не менее вы продолжаете считать, что было самоубийство?
– Конечно. В тот момент на лестнице стояло несколько человек: я, дочь Острандера, Элджи Дарси… ну, кто-то еще. Мы видели, как внизу, под нами, Чарнли пересек холл и вошел в Дубовую гостиную. Дочь Острандера заметила, что он был сильно расстроен. И взгляд у него был какой-то странный. Конечно, все это чушь. С того места, где мы стояли, его лицо разглядеть невозможно. Но могу сказать, что шел Чарнли действительно как-то странно: согнувшись, будто на него что-то давило. До того как лорд добрался до двери Дубовой гостиной, его окликнула какая-то девушка, чья-то гувернантка, которую, как я думаю, леди Чарнли пригласила на бал только из-за ее хозяйки. Она крикнула ему: «Лорд Чарнли, леди Чарнли хотела бы знать…» Но он, не обращая на нее внимания, вошел в гостиную и громко хлопнул дверью. Мы даже слышали, как в замке повернулся ключ. Минуту спустя раздался выстрел.
Мы сбежали по лестнице и попытались проникнуть в Дубовую гостиную через Террасную комнату. Но и та дверь оказалась запертой. В конце концов нам пришлось ее взломать. Лорд Чарнли лежал на полу. Он был мертв. Рядом с его правой рукой валялся пистолет. Ну и что же это могло быть, как не самоубийство? Только не пытайтесь меня убедить, что произошел несчастный случай. Скажете, убийство? Но где убийца? В Дубовой гостиной никого, кроме мертвого Чарнли, не оказалось.
– Но убийца мог скрыться, – предположил мистер Саттерсвейт.
– Нет, не мог, – возразил полковник. – Дайте мне бумагу и карандаш. Я нарисую план места, где застрелился Чарнли. Вот Дубовая гостиная, вот две ее двери. Одна из них выходит в холл, другая – в Террасную комнату. Обе были заперты изнутри, и в их замках торчали ключи.
– А окно?