– Не всех, но многих действительно знаю. У меня также много знакомых среди евреев, португальцев, греков, аргентинцев…
– Да-а?
– Просто я хочу сказать, что вращаюсь в высоких кругах английского общества, – пояснил мистер Саттерсвейт.
Франклин Радж задумался.
– С графиней Царновой вы тоже знакомы, – наконец произнес он. – Правда?
– Совсем немного. – Мистер Саттерсвейт постарался ответить точно так же, как и на вопрос Элизабет Мартин.
– Вот женщина, с которой интересно общаться! Считается, что европейская аристократия свою роль в истории уже сыграла и теперь постепенно вымирает. Если это и так, то только их мужская половина. А что касается женщин, то я с этим не согласен. Разве не интересно водить дружбу с таким утонченным человеком, как графиня Царнова? Она такая красивая, умная. А происхождение! Короче говоря, настоящая аристократка!
– Неужели? – с наигранным удивлением спросил мистер Саттерсвейт.
– А разве нет? Вы знаете, из какого она рода?
– Не знаю, – признался мистер Саттерсвейт. – Видите ли, мне мало что о ней известно.
– Она – потомок рода Радзинских, – с гордостью, словно речь шла о нем, а не о чужом человеке, произнес Франклин. – Это – одно из старинных венгерских семейств. У нее была удивительная жизнь. Вы видели, какое на ней жемчужное ожерелье?
Мистер Саттерсвейт в ответ молча кивнул.
– Подарок боснийского короля. Оказывается, она сумела тайком вывезти для него какие-то очень важные документы.
– Да, я слышал, что эти жемчуга преподнес ей король Боснии. Хотя, по слухам, его величество столь щедро одарил графиню за то, что та была его любовницей.
– А сейчас я вам про нее такое расскажу!..
И Франклин Радж принялся пересказывать историю жизни своей новой знакомой. Чем дольше мистер Саттерсвейт слушал его, тем больше поражался богатству воображения графини. Нет, она не сирена, как ее назвала ревнивая Элизабет Мартин, подумал он. А этот молодой человек хоть и не мальчик, но наивен, словно ребенок. По словам графини, у нее были недруги, и порой ей приходилось очень нелегко. Что ж, это могло быть и правдой. Во всяком случае, женщина, описывая свое прошлое, представляла себя как знатную аристократку, холодную и расчетливую, близкого друга канцлеров и европейских монархов, человека, с которым считались даже короли.
– Боже, что только не выпадало на ее долю! – с жалостью в голосе воскликнул американец. – И самое удивительное то, что у нее никогда не было близкой подруги. Всю жизнь она от женщин ничего, кроме гадостей, не видела. Они постоянно плели вокруг графини интриги.
– Это вполне возможно, – вынужден был согласиться мистер Саттерсвейт.
– Но это же ужасно! – с жаром выпалил Франклин Радж. – Вы со мной не согласны?
– Да, здесь я с вами, пожалуй, не соглашусь, – задумчиво произнес мистер Саттерсвейт. – Видите ли, у женщин своя шкала оценок, и нам их все равно не понять. Они четко знают, что делают.
– Нет, я так не считаю, – резко возразил Франклин. – Самое страшное на свете – женская ненависть. Ничего ужаснее ее быть просто не может. Вы знакомы с Элизабет Мартин. Так вот, в принципе, она во всем со мной согласна. Мы часто говорим с ней на подобные темы. Правда, она еще совсем молоденькая, но мыслит как зрелая женщина. И тем не менее, когда дело касается лично ее, она становится не лучше других. Не зная графини, Элизабет говорит о ней только плохое. Я пытаюсь ее вразумить, а она и слушать не хочет. Все это неправильно! Верно, мистер Саттерсвейт? Знаете, я приверженец демократических принципов и считаю, что все мужчины на земле – братья, а женщины – сестры.
Он замолк. Мистер Саттерсвейт попытался представить ситуацию, когда между графиней Царновой и молодой американкой могли бы возникнуть дружеские отношения, но из этого ничего не вышло.
– А вот графиня, – после многозначительной паузы произнес Франклин Радж, – о ней самого высокого мнения: постоянно восхищается ею, считает очаровательной девушкой. И о чем это свидетельствует?
– Только о том, что у этой женщины богатый жизненный опыт, а мисс Мартин только начинает его набираться.
– А вы знаете, сколько графине лет? – неожиданно спросил молодой человек. – Она мне призналась. Я считал, что ей еще и тридцати нет, а ей, оказывается, уже тридцать пять. Правда, она выглядит моложе?
Мистер Саттерсвейт, который оценивал возраст графини лет эдак в сорок пять – сорок девять, удивленно вскинул брови:
– Я посоветовал бы не верить всему, что говорят в Монте-Карло.
Мистер Саттерсвейт прекрасно понимал – с парнем спорить бесполезно! Франклин Радж чувствовал себя настоящим рыцарем и непременно бы отверг все критические замечания о графине. Тем более без убедительных доказательств ее лукавства.
– А вот и сама графиня! – вскакивая со скамьи, воскликнул американец.
Графиня грациозно подошла и села рядом с мужчинами. Мистер Саттерсвейт находил ее красивой, но слишком холодной. Она явно кокетничала, то и дело интересовалась его мнением по тому или иному вопросу. Короче говоря, вела себя с Саттерсвейтом как с одним из самых авторитетных на Ривьере людей.