Он упал. Скарлетт бросилась к нему. Легендо не пронзил его сердце, но, видимо, задел легкое. Струилась кровь. Очень много крови. Так вот почему несколько минут назад Хулиан глядел на нее так холодно. Вот почему старался ни единым взглядом не выдать своих подлинных чувств. Он знал, как магистр расплатится с ним за предательство.
– Хулиан, прошу тебя…
Скарлетт накрыла рану ладонями, и они уже не в первый раз за эти сутки сделались красными.
– Ничего, – кашлянул Хулиан, выпустив новую струйку крови. – Наверное, я это заслужил.
– Не говори так! – Скарлетт сорвала с плеч накидку и прижала ее к груди моряка, силясь прекратить кровотечение. – Я не верю, не верю, что все закончится так!
– А ты не останавливайся. Тогда это не будет концом. Я уже говорил тебе, что не стою слез.
Он хотел отереть щеку Скарлетт, но рука его бессильно упала.
– Нет! Не сдавайся! Пожалуйста, не бросай меня! – Девушке многое хотелось сказать, но она боялась: вдруг Хулиан подумает, будто она прощается с ним, и решит, что ему можно уйти. – Ты не можешь меня покинуть! Ты обещал быть со мной до конца игры, до нашей победы!
– Я солгал. – Его веки дрогнули. – Я…
– Хулиан! – закричала Скарлетт, сильнее надавив на рану. Кровь просочилась сквозь бархат ей на руки. – Мне плевать на то, что ты лгал мне! Я все тебе прощу – только не умирай!
Но Хулиан, вероятно, уже не слышал этих слов. Его глаза закрылись.
– Не сдавайся! – умоляла Скарлетт. – Ты боролся все эти дни и ночи! Борись и теперь!
Он медленно поднял веки. На мгновение ей почудилось, будто он возвращается.
– Я соврал тебе про рану на голове. Я просто захотел вернуть тебе сережки, но тот малый оказался сильнее, чем я думал… Твое счастливое лицо стоило этого… – На губах Хулиана мелькнула тень улыбки. – Мне следовало держаться от тебя подальше… Но я правда хотел, чтобы ты победила. Я хотел…
Он уронил голову. Грудь, к которой Скарлетт прижимала ладони, в последний раз поднялась и опустилась.
– Нет! Хулиан! Хулиан! Хулиан!
Сердце его больше не билось. Скарлетт и сама не знала, сколько раз произнесла имя, ставшее ей дорогим. Она повторяла его криком и шепотом. Как жалобу. Как молитву. Как последнее «прости».
Прежде Скарлетт никогда не хотелось остановить время. Заставить жизнь ползти так, чтобы удар сердца показался годом, вздох – веком, а прикосновение – вечностью. До сих пор ее посещало лишь противоположное желание – чтобы боль скорее утихла и наступил новый, незапятнанный день.
Но теперь будущее ничего не сулило Скарлетт. Она знала: течение времени не подарит ей свежести. Оно принесет лишь пустоту, одиночество, тоску. Потому что в завтрашнем дне не будет Хулиана. Она плакала сильнее и сильнее, чувствуя, как он умирает. Как его мускулы теряют силу, тело холодеет, а кожа становится серой, и эту серость уже не смыть.
Скарлетт знала, что Легендо смотрит на них, злодейски упиваясь ее болью. Ей уже не было дела до магистра Караваля и его колдовства. И все же в глубине души она, отказываясь отпускать Хулиана, продолжала надеяться на чудо: на новый вздох, на новый удар сердца. Когда-то ей говорили, будто чувства и порывы приводят в движение животворящую магию. Но либо Скарлетт чувствовала недостаточно сильно, либо эти россказни были обманом. Или же ей просто следовало вспомнить не их, а нечто другое.
Надежда порой несет в себе огромную мощь, сравнимую с мощью магических чар. Надежду трудно поймать и удержать в руках, но пищи для нее нужно совсем немного. То, что нашлось у Скарлетт, было всего лишь соломинкой, но и эта малость – несколько строк, вовремя пришедших на память, – могла оказаться спасительной.
Желание! Скарлетт о нем забыла, а ведь если бы ей удалось найти Теллу и победить, она могла пожелать, чтобы Хулиан вернулся к жизни! Такой счастливый финал казался почти невероятным, но выбора не было – только надеяться.
«Я добьюсь! Пусть скажет, где моя сестра!» – подумала она, однако, подняв голову, обнаружила, что Легендо испарился, оставив ей лишь карманные часы Хулиана и свой цилиндр. Под цилиндром лежал листок бумаги в траурной рамке. Когда Скарлетт его взяла, на землю медленно упало несколько лепестков черной розы. Это послание казалось мрачной тенью первого письма, присланного магистром своей юной поклоннице.
Скарлетт скомкала письмо. Оно было написано безумным злодеем, чьи замыслы она не понимала и не хотела понимать. Ее вновь неприятно поразило то, что магистр адресовался к ней лично. Чем объяснялось такое исключительное внимание? Только ли давней историей любви Легендо к Аннелиз?
Вода в реке снова зашумела. Значит, сюда, к подножию лестницы, вот-вот могли прибыть и другие игроки. Скарлетт содрогнулась при мысли о том, что придется оставить тело Хулиана в пещере (он заслуживал лучшего), однако она собиралась его спасти, а для этого ей нужно было поспешить.
Подняв глаза, Скарлетт вновь увидела нефритовые огни, похожие на светлячков. Они колыхались, как пелена мерцающего тумана, озаряя место, где лестница разделялась надвое. Легендо советовал ей идти направо. Вероятно, он предполагал, что Скарлетт не поверит ему, и именно потому указал правильное направление? Хотя, пожалуй, нет. Он был хитер и наверняка предугадал такой ход ее мыслей.
Скарлетт повернула налево, но в последнюю секунду изменила решение, вспомнив слова магистра: «Я говорю чистую правду…» Вероятно, он, как и губернатор Дранья, зачастую скрывал или искажал истину, однако то, что противоречило ей самым вопиющим образом, говорил нечасто, приберегая такую ложь лишь для крайних случаев.
Скарлетт с усилием гнала себя по спирали винтовой лестницы, вспоминая все те спуски и подъемы, которые преодолела вместе с Хулианом. Проходя виток за витком, она боролась с усталостью и глотала слезы. Стоило ей на секунду отогнать от себя мысли о потерянном друге, как перед ее внутренним взором тут же возникала сестра – бездыханная, как и он. Недвижимое тело, небьющееся сердце, невидящие глаза…
Там, где закончилась лестница, как будто не хватало воздуха. Платье Скарлетт было мокро от пота, дрожащие ноги горели. Неужели ей все же следовало идти не вправо, а влево? Для того чтобы спуститься и подняться снова, сил уже не было. Еще одна лестница, шаткая приставная, вела к маленькому квадратному люку. Взбираясь по перекладинам, Скарлетт несколько раз едва не упала. Чем ближе она подбиралась к дверце, тем отчетливее ощущала жар и слышала потрескивание. Что-то горело. Молясь о том, чтобы увидеть разожженный камин, а не целую комнату, объятую пламенем, Скарлетт сделала глубокий вдох и открыла люк.
Пятая (и последняя) ночь Караваля