Его вопрос повис в воздухе. Стало ясно: ответ должен быть таким, который Гуннар не сможет проверить. Сказать правду? «У меня в голове система, которая показывает чертежи»? Проще сразу разбежаться и убиться об наковальню, за такое признание со мной здесь могли бы сделать что-то похуже смерти.
Вариант с замком барона отпал — ложь, которую легко опровергнуть. Заезжий торговец или шахтёр? Неубедительно. Гуннар начнёт расспросы, искать этого мифического «инженера». Да и не поверит, что человек с такими знаниями машет кайлом в шахте.
Мозг выдал единственный рабочий вариант — полуправду. Опасную, но единственную, в которую можно поверить.
— Я скажу, — произнёс тихо, поднимая взгляд. — Видел эти мехи и запомнил, как они устроены. У меня, как оказалось, хорошая память на такие вещи. Не знаю, откуда, но если меня что-то сильно заинтересует, запоминаю каждую деталь. Вот и весь секрет, мастер.
Старик нахмурился так, что густые брови сошлись на переносице. Глубокие морщины прорезали лоб, а глаза почти скрылись в тенях.
— Ты мне зубы не заговаривай, щегол! — взорвался кузнец, делая шаг вперёд. Кулаки сжались. — Говори толком, где ты их видел⁈ У братьев-оборванцев, да⁈
Решил идти ва-банк.
— Да, — спокойно ответил, глядя прямо в глаза. — У них. У Рольфа и Рагнара.
Гуннар задышал так, словно пытался втянуть в себя весь воздух кузницы. Грудь вздымалась как кузнечные мехи, лицо налилось багровым цветом. У меня было несколько секунд, прежде чем его шок переплавится в чистую ярость.
— Но я не ходил к ним проситься в ученики, мастер! Клянусь!
Он замер, тяжело дыша, но кулаки немного разжались. Ждал.
— Так вышло, правда, — продолжил быстрее, чувствуя, что он слушает. — Я крутился возле их кузни. Мне было просто… любопытно. Вы же знаете, они делают только оружие, лучшее в округе. Хотелось понять, почему? Что у них есть такого, чего нет у нас?
Видел, как последние слова задели его за живое.
— Их мастерская была открыта, а они оба ушли в таверну. Я знал, что к ним никто без спроса не сунется. Вот и юркнул внутрь, на минутку. И увидел… эти мехи. Мастер, они… — искал слово, которое не прозвучало бы слишком современно, — они совершенны. Огромное колесо, система рычагов… Я представил, как было бы здорово получать ровный, постоянный жар, просто вращая маховик. Подошёл, потрогал, посмотрел, как всё устроено, и постарался запомнить каждую деталь. А потом, когда ушёл, всё никак не мог выкинуть их из головы. Рисовал палкой на земле, снова и снова, чтобы не забыть, чтобы однажды… чтобы мы могли сделать такие же.
— Откуда⁈ — рык эхом прокатился по кузнице. Мужик вновь схватил меня за шиворот, приподняв над землёй. Ноги болтались в воздухе, а жар его тела и запах перегара ударили в лицо. — Маховик! Откуда ты взял это слово, паршивец⁈ Откуда ты его вообще знать можешь⁉ Отвечай, мерзавец, или я тебя башкой в горн суну!
Глаза пылали яростью. Паника холодной волной прошлась по спине. Нужно говорить — быстро и убедительно.
— В шахте! Я в лагере об этом думал, не мог успокоиться! Рассказал старому охраннику про эти мехи, а он только рассмеялся! Говорит, в столице у богатых мастеров такие не редкость! Он-то и сказал, как это колесо называется — маховик! Но он только название и знает, мастер! Конструкцию я сам запомнил, до последней заклёпки!
Хватка на вороте слегка ослабла. Он отпустил меня, и я, кашляя, попятился.
— Значит, шпионил! — констатировал кузнец.
— Да! — выпалил, поднимая взгляд. — Да, мастер, подсмотрел! Можно сказать, шпионил! — Шаг вперёд, переходя от обороны в атаку. — Но для кого? Для них? Нет! Для нас! Для нашей кузни! Я ведь как только вернулся, сразу к вам пришёл, всё рассказал, ничего не утаил!
Говорил быстро, с жаром, не давая вставить слово.
— Вы только представьте! С такими мехами мы сможем делать то, о чём эти братья-оборванцы и не мечтали! Жар будет идеальный! Сталь получится чище! Мы их обставим, мастер! Мы будем ковать лучшее оружие во всём Каменном Пределе!
И тут я нанёс главный удар, целясь прямо в его гордость.
— Ваш отец — великий мастер, разве он работал бы на дырявых мехах? Нет! Он заслуживал лучших инструментов! И вы, его сын — с вашей родословной вам на роду написано иметь лучшую кузницу! А я… я просто хочу помочь. Я по глупости своей, по неумению так поступил, не со зла. Вы только не бейте, мастер… я ведь и правда как лучше хотел.
Смотрел на него, инстинктивно выставив руки перед собой в защитном жесте. Спектакль, кажется, сработал. Видел, как слова о его отце, о чести рода, попали в цель. Его злость никуда не делась, но она потеряла чистую ярость, стала какой-то показной. Старик злился уже не на меня, а на собственное упрямство, которое мешало признать мою правоту.
Гуннар тяжело дышал, глядя мне в глаза, затем провёл по лицу грязной ладонью, смазывая пот и сажу. Молча поднял с пола упавшую табуретку, поставил и снова рухнул на неё всем весом.
Дерево — старое и рассохшееся, издало жалобный скрип, а затем — сухой треск. Одна из ножек, подточенная временем и сыростью, не выдержала. Табуретка подломилась, и кузнец со всего маху повалился на бок — падение получилось тяжёлым и неуклюжим. Мужчина сидел на полу, посреди обломков своего старого трона, привалившись спиной к стене.
— Чтоб вас всех — просипел он, глядя на сломанную ножку с вселенской усталостью.
К моему горлу подкатил нервный смех. Сжал зубы так, что заходили желваки, напрягая все мышцы лица, чтобы не заржать. Мгновение назад боялся за свою жизнь, а теперь этот грозный медведь сидел на полу, побеждённый собственной рухлядью. Если бы я засмеялся, Гуннар бы убил меня голыми руками.
Он так и остался сидеть. Просто сидел, тяжело пыхтел и смотрел на утоптанную землю, в этот момент перестав быть грозным кузнецом. Просто уставший и сломленный мужик.