— Все мы здесь можем заболеть тифом, независимо от того, общаемся с больными или нет, — сразу поясняю свою позицию. — Не вижу ничего страшного в самом дежурстве. Зато если я останусь ночью одна…
— Кто-то может заинтересоваться вашим дневником, — прекрасно понимает он, о чем я говорю.
— Серафим Степанович, я боюсь, что на этот раз дело закончится не обычным воровством. Я боюсь, что на этот раз меня захотят убить…
— Анастасия Павловна, в наше время смертей так много, что вряд ли кто-то добровольно захочет приносить еще одну, — не соглашается с моим страхом врач. — А что касается дневника… Вы ведь можете оставить его здесь, как я вам уже предлагал.
— А что вы скажете об этом? — не хочу продолжать пустой спор и предъявляю найденную ранее банку из-под мышьяка. — Только не говорите, что она не ваша!
Мужчина подходит и берет банку в руки. Он осматривает ее, нюхает и, судя по реакции, приходит не к лучшему выводу.
— Откуда она у вас, Анастасия Павловна? — его голос звучит встревоженно. Похоже, что эта банка ему действительно знакома.
— Я нашла ее рядом с собой на телеге, — не вижу смысла скрывать правду. — Кто-то хотел избавиться от меня еще тогда…
— Почему же вы молчали об этом? — тревога в голосе врача только растет. — Почему вы сразу не рассказали мне о случившемся?
— В тот момент меня больше интересовал другой вопрос: почему я выжила? — давлю на него, в надежде узнать новую информацию. Почему-то мне кажется, что Серафиму Степановичу известно больше, чем он говорит.
— Подойдите сюда, — хрипит он. — Видите эту отметку? Да, вот здесь. Буква “и”…
— Вижу… — не понимаю, что может означать эта буква. Она вообще кажется мне неуместной и ничего не значащей.
— Эту банку я, отдал одному из солдат… — поясняет врач. — Он сказал, что мышьяк нужен его величеству императору, который, тогда как раз пребывал в нашем лагере.
— И вы не спросили, зачем императору нужен мышьяк?! — удивляюсь, как можно так халатно обращаться с ядами.
— Удивляете вы меня, Анастасия Павловна! — хмыкает Серафим Степанович. — Разве может кто спрашивать у императора подобное? Солдат наверняка и сам ничего не знал. Он только выполнял приказ.
— Но мне от этого легче не становится, — вздыхаю я.
Понимаю, что Серафим Степанович прав. Но ведь из-за него убили настоящую Анастасию Павловну. Хотя сам он об этом так никогда и не узнает.
— М-да… — тихо произносит он, убирая банку в стол. — Дело-то выходит очень скверное. Особенно, если сам император вам зла желает.
— Может и не император вовсе! — не соглашаюсь с ним. — Мог ведь кто-нибудь воспользоваться положением его величества и взять яд в своих целях? Кто-нибудь из приближенных?
— Теоретически, мог, — кивает Серафим Степанович. — Знаете, что, Анастасия Павловна? А давайте-ка я вас лично до дома сегодня провожу. Заодно и прослежу, чтобы по пути не случилось с вами чего.
— А как же Марфа Ивановна? А как же ночь?..
— Марфа Ивановна дежурить будет. Это не обсуждается, — отвечает резко, со злостью. — Нужно у нее все влечение ко мне отбить. А то ненароком слухов напустит, потом перед супругой оправдываться устану. Незачем мне оно. А к вам ночью патруль приставлю. Есть у меня среди офицеров знакомства.
— Спасибо вам, Серафим Степанович! — принимаю его позицию и полностью ее поддерживаю. Да и патрулю очень рада. Спокойнее так будет.
— Моя вина, что плохо вам сделали, — кивает он. — Я и должен все исправить. А вы пока ступайте. В конце дня подойду к вам. Там вместе и пойдем.
— Все равно спасибо! — благодарю и выхожу из помещения.
К сожалению, у меня плохие новости для Марфы Ивановны. Но она сама в этом виновата. А сейчас, похоже, пришел черед всем получать по заслугам.
Глава 47 По пути домой
Принесенной мною информации Марфа Ивановна не обрадовалась. Тем не менее, ей пришлось смириться, и она беспрекословно отправилась домой, чтобы отдохнуть. А я, как и говорил Серафим Степанович, осталась работать в одиночестве.
К сожалению, сестер милосердия действительно становилось все меньше. Одни уехали вместе с армией, другие заболели тифом. Но находились и такие, кто падал духом и спешил вернуться домой.
К моему удивлению, сестер милосердия силой никто не держит. Но и желание оставить армию не приветствуют. Впрочем, это не мои проблемы. Об этом есть кому думать.