Глава 5 Личные вещи
— Что же вы здесь забыли, голубушка? — узнаю голос Серафима Степановича, но все равно вся сжимаюсь.
Не знаю, имею ли я право находиться в этой палате. Да и вообще не знаю, где мне можно находиться, а где нельзя. Да еще и мое собственное состояние… Я и сама в подобном случае отметила бы в карте пациента факт нарушения режима.
— Я ничего не брала и ничего не трогала. Честное слово, — обернувшись, произношу я. На всякий случай решаю оградить себя от вопросов воровства.
— Ваше счастье, что не трогали, да не подходили ни к кому, — голос врача звучит громко, гулко. Видно, что человек военный. — Тифозные здесь все. Тронете и подцепите хворь ненароком.
— Так тиф ведь с блохами передается, — вспоминаю курс вирусологии. Никогда не думала, что он пригодится мне на практике. А вот, пригодился.
— С какими такими вшами? Жар у вас случился что ли, — прикладывает руку к моему лбу и поняв, что он не горячий, хмурится. — Горячки нет, а бред есть. Нехороший это знак.
— Не брежу я, Серафим Степанович, — осознаю собственную ошибку. — Это у нас люди знающие так говорили. Может и ложь это все…
Не помню исторические подробности, но кажется, что в девятнадцатом веке ходило заблуждение, будто тиф воздушно-капельным путем передается. Если так, тогда вполне понятно, почему врач решил, что у меня горячка.
— Знаю я ваших Петербуржских академиков да научных докторов. Слыхивал я всякое от них. Да только в лабораториях и на практике разные вещи происходят. Впрочем, в этом вы, Анастасия Павловна, скоро и сами убедиться сумеете.
Из сказанного понимаю, что я из Питера приехала. В этом разум решил ничего не менять. Уже легче. Проще будет о себе рассказывать, если понадобится.
— Академики, порой, много правды говорят, Серафим Степанович. На то ведь они и академики, — поддерживаю беседу, в надежде, что смогу выведать еще какие-нибудь подробности.
— Шарлатаны они, в большей степени! Вот, что я вам скажу. Вы, Анастасия Павловна, жизни еще не знаете. А жизнь, она такая, практика лучше любого изыскания науку дает!
— Не могу с вами спорить, Серафим Степанович, — решаю сменить тему. — А я, стало быть, по пути из Петербурга головой и ударилась?
— Да вот, вчера на привале и тюкнулись, — кивает он. — Полдня не доехали вы до лагеря. Но все же спасти вас сумели. Уже хорошо.
— А личные вещи? Были у меня какие-то вещи? — понимаю, что от врача вряд ли что-то еще узнать смогу. Но в личных вещах можно найти что-нибудь важное.
— Сестра Аглая с вами ехала. Она все вещи для схоронения к себе и унесла, — хмыкает он. — Да вот только я бы личными вещами это не назвал. Так, безделушки.
— А что должно было лежать в моих вещах? Что вас так смутило? — неужели при нападении у меня украли что-то ценное? Что, если из-за этой вещи на меня и напали?
— Как это что? — усмехается Серафим Степанович. — Вы ведь хоть и стали сестрой милосердия, княжной являться не перестали. А княжна при себе должна столько тряпья иметь, что и в поклажу не влазят.
— Платьев, значит, у меня нет? — даже смешно становится от такого вывода. — Может быть и не нужны они вовсе? Фронт ведь…
— Да как же это княжна и без платьев? — смеется мужчина. — Где же такое видано?
— А я, может быть, приехала сюда жизни спасать, а не в платьях ходить, — решаю войти в образ и показать себя настоящей княжной. В конце концов, нужно ведь удовольствие получать от происходящего.
— Жизни спасать — это только приветствуется, — продолжает радоваться врач. — Позвольте тогда, Анастасия Павловна, я вас до палаты вашей провожу.
— Отчего же не позволить? — хочу уже посмотреть, где мне предстоит последние дни провести. — Ведите, миленький мой, ведите!
Серафим Степанович хмыкает и берет меня за локоть. Молча, он ведет меня мимо больших палат, на которых я замечаю красные кресты. Только миновав их, он отводит к расположенным чуть в стороне небольшим палаткам, в которых навскидку может вмещаться не больше шести человек.
— Здесь мы временно, — заметив мой изучающий взгляд, поясняет Серафим Степанович. — Как на том берегу реки закрепимся, так полноценную больницу развернем. Его высочество приказ уже отдали, скоро исполнять будем.
— Выходит, что особо обвыкаться не придется? — даже не знаю, радует это меня или печалит. Куда ведь спокойнее было бы на одном месте оставаться.
— Обвыкаться здесь, Анастасия Павловна, совсем не приходится, — качает головой мужчина. — Но вы устраивайтесь, со своими новыми соседками знакомьтесь.
Мужчина открывает вход в палатку и указывает мне проходить внутрь.
— Спасибо вам, Серафим Степанович! — киваю врачу и прохожу за тряпичную дверцу, откуда уже на меня смотрят четыре пары глаз.