Осматриваю платье и, найдя на нем карман, убираю в него банку. Вполне вероятно, что она мне еще пригодится, чтобы использовать в качестве улики. Если конечно же здесь принято на подобное обращать внимание.
Тихонько, стараясь не упасть, слезаю с телеги. Это сделать оказывается куда проще, чем мне представлялось, но привычка считать себя неспособным двигаться инвалидом не позволяет торопиться.
— И куда же мне теперь направиться? — осматриваюсь и понимаю, что нахожусь среди походного лагеря.
Вокруг меня стоят сотни, а может быть и тысячи палаток. Между ними туда и обратно снуют военные, одетые в старинную форму — не такую красивую, как бывала во времена Петра, но все же вполне привлекательную.
Около многих палаток привязаны лошади. Они щиплют сено и настороженно поглядывают по сторонам. Чуют беду. Знают, что опасность близко.
— Что, моя хорошая, страшно тебе? — подойдя к одной из них, тихонько поглаживаю по гриве. — Ну ничего, уверена, что все будет хорошо.
Не знаю, кого я на самом деле успокаиваю, ее или себя. Мне ведь тоже страшно. Я это прекрасно осознаю. Особенно теперь, когда вижу, что идет самая настоящая война.
Замечаю стоящее неподалеку ведро и заглядываю внутрь. На водной глади отражается чистое голубое небо. А на его фоне вырисовывается лицо симпатичной молодой девушки с большими голубыми глазами, навскидку лет двадцати от рождения. И как такую могло занести на фронт?
Всматриваюсь в свое новое лицо. Молодое. Красивое. Утонченное… Пожалуй, в нем действительно прослеживаются аристократические черты. Может быть на самом деле какая-нибудь баронесса?
— Привет, красавица! Заблудилась? — отвлекает меня от мыслей пожилой, подвыпивший мужчина в солдатской фланелевой рубахе. Он едва держится на ногах, но оттого не уделяет мне меньше внимания.
— Вышла из лазарета и заблудилась, — делаю вид, что он прав. Возможно, решит помочь.
— Так немного ведь не дошла. Вон же ваша палата, — машет в сторону телеги, на которой я только недавно лежала. — А ты из новой партии, красавица?
— Ага, из новой, — не уверена, что это так, но для меня здесь все новое. Значит может оказаться правдой.
— Эк, тебя угораздило на фронт-то попасть? Ребенок ведь почти еще…
— Ребенок, не ребенок, а попала, — не знаю, что ему еще ответить.
— Ты береги себя! Здесь ведь не только от штыка пасть можно. Солдаты — люд голодный. Мало ли, что в голову взбрести может.
— Спасибо, постараюсь быть осторожнее, — обещаю ему и направляюсь обратно к телеге, за которой виднеется ряд расставленных практически вплотную палат.
Солдат прав. Не место здесь для молодой девушки. Но, насколько я помню историю, молодым особам всегда война казалась чем-то романтическим. Особенно тем, кто имел благородное происхождение.
До больничных палат добираюсь, больше никого не повстречав. Словно здесь не положено ходить. Возможно, это какая-то примета?
Не знаю, действительно солдаты избегают лазарет или просто так получается, но я рада. Не уверена, что все здесь приятные люди. Особенно с учетом того, с чего началось здесь мое пребывание.
Дойдя до палат, задумываюсь, в какую из них мне нужно идти. Все они выглядят примерно одинаковыми. И лишь из некоторых доносятся пугающие крики раненых и больных.
Немного поразмыслив, решаю пойти на звуки. Предполагаю, что, если больные кричат, значит с ними проделывают какие-то процедуры. Возможно, даже хирургические.
Наверняка, именно там и должен находиться Серафим Степанович.
Оказавшись у палаты, отодвигаю завешивающую вход ткань и заглядываю внутрь. В лицо сразу ударяет спертый воздух. Пахнет потом и болезнью. Совсем не как в хирургическом отделении. Но, знаю ли я, каково было в походном хирургическом отделении того времени?
— Помогите! Помогите мне! Идут они, турки окаянные! — доносится из палаты чей-то крик.
— Ай, братцы, давай в пляс! Что же вы стоите? Победа ведь на носу уже! — кричит уже кто-то другой.
Похоже, что крики, которые меня привлекли, это вовсе не следствие работы врачей. В этом месте лежат бредящие, а, возможно, и вовсе сошедшие с ума люди.
И мне точно не стоит здесь находиться!
Пячусь назад. Боюсь, что кто-нибудь из пациентов палаты заметит меня и набросится. Этого мне только не хватало. Я ведь не знаю, чем они больны.
Но оказывается, что опасность поджидает меня совершенно с другой стороны. Не успеваю я выйти из палаты, как мне на плечо опускается чья-то очень тяжелая рука.