— Не благодарите, Анастасия Павловна! Вы главное выздоравливайте. Нам ведь самим болеть никак нельзя. Нам раненых лечить нужно, жизни их спасать.
— А раненых-то много? — знаю, что в те времена ранений было меньше, чем потерь. Тогда с поля боя только в случае успеха забрать могли. Не на чем было увозить.
— Да здесь-то не много, — качает головой Аглая и хватается за крест. — А впереди, говорят, не сосчитать. Все палаты заполнены.
— Значит работы хватает… — произношу задумчиво и принимаюсь за еду.
Я хоть и во сне, но все же остаюсь весьма квалифицированным хирургом. Значит толк от меня точно будет. Только бы не мешал никто. А там разберусь.
— А кто такой Серафим Степанович будет? — спрашиваю, решив, что в случае чего спишу все на потерю памяти. Все равно меня в ней уже обвинили.
— Так врач же ж. Разве не помните вы, Анастасия Павловна?
— Помню, что знакомы мы с ним, — переиначиваю ситуацию. — А что врач не помню.
— Даст Бог, все-все припомните, — продолжает она теребить крест. — Нам же солдатиков лечить надо. Бедненькие они. Каждый день помирают.
— Вылечим! Это я вам точно обещаю, — доедаю завтрак и отдаю посуду. — Я скоро в себя приду и начну лечить.
— В таком случае не смею вас более беспокоить, Анастасия Павловна, — кланяется девушка. Только сейчас я примечаю, что относится она ко мне как-то слишком почтительно. Как обычно к княгиням, да баронессам относились.
— Сажите мне, сестра Аглая, может вы знаете, откуда этот флакон взяться мог? — решаю воспользоваться ситуацией и задаю, пожалуй, самый волнующий меня вопрос.
— Таких банок у Серафима Степановича целая фура набита, — пожимает плечами девушка. — Да только мне почем знать, что в них налито, то или не то?
— Значит у Серафима Степановича?.. — не думаю, что сам врач хотел мне навредить. Если бы хотел, навредил бы. У него все шансы были.
Значит кто-то из приближенных. Кто-то из своих. Но много ли людей доступ к лекарствам врача имеют?
— Пойду я, — по всей видимости, приняв мою задумчивость за усталость, произносит Аглая. — А вы, отдыхайте, Анастасия Павловна. Вам силы восстанавливать нужно.
— Спасибо, хорошая моя! — киваю ей. Но прежде, чем отпустить, все же прошу кое-что для меня сделать: — Можно напоследок я об одолжении попрошу? Принесите мне воды попить. Той, что Серафим Степанович дал, уже не осталось.
В качестве доказательств протягиваю пустую флягу, в которой даже ничего не плещется.
— Как это не осталось? — девушка даже округляет глаза от удивления. — Разве вам доктор не говорил поменьше пить?
— Прошу вас, принесите попить. А Серафиму Степановичу мы ничего не скажем.
— Ой, достанется мне от него… — переживает Аглая, но фляжку все же берет. — Вы точно ничего ему не скажете?
— Точно-преточно! — обещаю я.
Девушка уходит. А я опускаюсь обратно на сено и радуюсь, что хотя бы одному человеку в этом месте я могу доверять.
Глава 4 Лагерь
До обеда лежу никем не тревожимая. Проходящие мимо телеги солдаты не смеют меня беспокоить, хотя, пару раз некоторые из них заглядывали, чтобы посмотреть на меня. То ли из интереса как я, то ли прежде меня не видели.
Удивительно, но отлежавшись, начинаю ощущать еще больший прилив сил, чем чувствовала утром. Словно жизнь продолжает наполнять мое новое тело. Или просто я сама отвыкла от ощущения полного здоровья.
— Как же хорошо! — потягиваюсь, наслаждаясь каждым движением.
Хочется двигаться! Полежать я и в реальности успела. А здесь, в молодом теле, полная сил, я не должна оставаться на месте. Я должна действовать!
Сажусь и ощупываю руками голову. Место, где стягивающая голову повязка засохла коркой, от прикосновений совершенно не болит. Словно и нет под ней никакой раны.
Но ведь Серафим Степанович не мог ошибиться…