— Не знаю, Анастасия Павловна, но что-то страшное происходит, — сестра Аглая — единственная из всех уже полностью одетая — подходит ко мне и, сев рядом, обнимает. — Я на улицу после утренней молитвы выходила. Воздухом подышать. А там такое!..
Она хватается за щеки и лишь качает головой вместо того, чтобы хоть что-то объяснить.
— Да что такое-то, Аглая? Рассказывайте, миленькая, — беру ее за плечи и пытаюсь привести в себя. — Напал что ли кто?
— Неужто турки до нас добраться сумели? — подходит Марфа Ивановна.
— Да куда ж там туркам-то? — перечит сестре по-прежнему сидящая на кровати Анна, после чего широко зевает и снова ложится на кровать. — Турки ведь на той стороне Дуная сидят. Им смысла-то к нам идти нет.
— А может быть это наши на тот берег пошли? — присоединяется к беседе Лизавета Ивановна, уже натягивающая платье сестры милосердия.
— Ой не знаю я, девоньки миленькие, — качает головой Аглая. — Ходят там все туда-сюда. Разбираться начнешь — не разобрать!
— Да кто же ходит-то там, — не отпускаю ее. — Вы же видели, кто ходит.
— Наших видела, Анастасия Павловна, — похоже, что все же она начинает приходить в себя. — Идут они. Вперед идут, к реке.
— Так ведь точно переправляются, — хмыкает Анна Ивановна и поворачивается на другой бок.
— Может и переходят, — Аглая не спорит, но и не соглашается. — Да вот только больно часто там гремит, вдалеке. Словно наступают турки-то!
— Наших они встречают, вот и гремит, — бубнит, уткнувшаяся в подушку Анна Ивановна. — Развели, тоже мне тут. Спать не дают.
— Так как же спать-то, миленькие мои, — сестра Аглая вскакивает с кровати и окидывает нас удивленным взглядом. — Наши наступают, или турки идут, разницы ведь нет. Все раненых полно. Знать, привезут сейчас.
— А ведь права Аглая! — поддерживает девушку Марфа Ивановна. — Готовиться нужно, девоньки! Страшно будет, да нельзя нам голову терять!
Смотрю на них и понимаю, что действительно скоро страшно будет. Мне за мою долгую практику не приходилось дело с раненными иметь. Но ни единожды на операционном столе передо мной оказывались жертвы аварий. С ними я такого насмотрелась, что знаю, как страшно бывает. Но я ко всему теперь готова.
Вот только все равно как-то страшно мне. Не знаю почему, но страшно.
— Так что же мы сидим-то, девоньки, — поддерживаю Марфу Ивановну. — Одеваться надо, да к Серафиму Степановичу бежать. Он небось занят уже в палатах, забыть про нас забыл.
— Точно забыл, — соглашается Аглая. — Видела я его. Он ведь сперва тоже ускакал куда-то, да вернулся. Видать важное что узнавал.
— Важное, не важное, а нам сидеть не положено, — Лизавета Ивановна, уже полностью одетая, выглядывает из палатки и тут же добавляет: — К тому же идет уже Серафим Степанович. Знай, по наши души идет!
Больше слов не требуется. Даже Анна Ивановна с кровати подпрыгивает, да платье натягивать принимается. Не хочет врача нашего злить. Впрочем, и я этого не хочу.
Поднявшись, так же надеваю найденное рядом с кроватью платье сестры милосердия и хочу уже было к выходу направляться, да замечаю край бабушкиного дневника, ставшего теперь моим собственным.
— Нет, так не пойдет! — беру дневник и перетягиваю его шнурками.
Когда завязываю на узел, снова ощущаю странное покалывание. Оно уже кажется мне слабее, чем было вчера вечером, но все равно доставляет легкий дискомфорт.
— Так спокойнее будет, — завязанным, убираю его обратно под подушку и поправляю лежащий рядом с ней сверток с травами. Уверена, что они еще пригодятся мне в будущем.
— Ну что, голубушки, проснулись? — громогласный Серафим Степанович заходит в палатку как раз в тот момент, когда я уже направляюсь к выходу.
Мужчина уверенно входит в палатку, совершенно не заботясь о том, одеты мы уже или нет. Он оценивающе окидывает нас хмурым взглядом, но лицо его не выказывает совершенно никаких эмоций.
— Готовы, Серафим Степанович, — тут же подбегает к врачу Марфа Ивановна. — К вам идти собирались. Да вот только испугались шума с улицы.
— Правильно, что испугались, — бас врача прокатывается по палатке, заставляя вздрогнуть. — Да вот только все равно идти придется. Наши Дунай перешли. Теперь уж и нам переходить надо будет.
— Неужто побили турка? — с недоверием спрашивает Анна Ивановна. — Они ж на том берегу крепко сидели. Слышала я, как солдаты наши говорили про это.
— Крепко не крепко, а теперь не сидят уже, — недовольно бросает Серафим Степанович. — На том берегу уже битва идет. Наши турка теснят, значит и победа за нами будет. А вам, голубушки, не о позициях, а про раненых думать надо.