🕮 Читать книгу «Черная вдова и три ее мужа. Первый муж» онлайн

Привела себя в порядок, попыталась прекратить рыдать, но не вышло. «Ну и ладно».

Пора звать целителя.

***

Целитель констатировал смерть моего мужа. Князь также засвидетельствовал, и, как представитель властей заполнил документы, проставил время смерти, и они оба подписали бумаги. Мое участие не требовалось. Без Мити я снова стала предметом мебели.

Но я в своем праве. Я сообщила, что обмывать тело мужа и обряжать буду сама. Позвала Дарью и камердинера мужа Матвея. Дарья вызвала двух дюжих мужиков, которые на носилках перенесли тело в баню, уложив на нижний полок. После мы остались втроем. Я знала, что эти люди будут молчать, что бы ни увидели. И они не дрогнули ни жилкой, когда избавили тело моего мужа от покрывала и штанов.

Мы аккуратно обмыли покойного, Дарья и Матвей не отстраняли меня, хотя я только путалась под ногами, стараясь еще и еще прикоснуться к лицу Мити. Обрядили в исподнее. После, вызванные опять мужики отнесли тело в спальню, где уже сменили белье и застелили кровать покрывалом. Надели на Митю его роскошный со всеми регалиями мундир. И тело перенесли в малую залу, где на невысоком помосте стояла готовая домовина, выдолбленная в цельном стволе дуба по размерам покойного. Митя и об этом позаботился.

Я больше не выла, не скулила, молчала. Только лились и лились слезы.

Все ушли, в пустой зале остались мы трое: я, Дарья и Матвей. Дарью я поблагодарила, обняла и отпустила, и обернулась к Матвею.

Слабый маг, но маг, все еще полный жизни и сил. Он – бастард-сирота из младшей ветви Рода – почти всю жизнь был с Митей, с малолетства.

– Матвей, если хочешь, я тебе выделю дом там, где тебе удобно, назначу пенсион, женишься, заведешь детишек, тебе еще не поздно.

Матвей без аффектации опустился на колени.

– Ваше Сиятельство, Александра Николаевна, дозвольте остаться служить.

Я ожидала чего-то подобного.

– Тогда, Матвей, будешь служить сыну Его Сиятельства. Будешь его дядькой, когда родится, а потом так же станешь его камердинером. Только как же семья?

– Я и раньше мог жениться. Его Сиятельство не возражал. Не сложилось. Буду служить вам, барыня, и сыну хозяина, сколько смогу.

Я отослала и Матвея и осталась с телом мужа одна.

Я просидела до рассвета, а потом то ли задремала, то ли потеряла сознание. Очнулась уже у себя в спальне в кровати. Сон не шел. Меня плющило и выворачивало, я корчилась, обнимая его подушку, на ложе, где мы с Митей не раз предавались любовным затеям. Да, я не разрешила Гаше менять белье в своей спальне. И подушка до сих пор пахла им: его маскулинный дух с нотами разогретой солнцем древесной коры и оплавленного песка.

Я тихо скулила, вспоминая, и гоняла по кругу одну и ту же мысль: «Митя, Митенька, любовь моя, как же так?! Я когда-то думала, что мне больно, когда меня били и обманывали?! Сука! Это было вообще ни о чем! Я, глупая, тогда не знала, что такое настоящая боль! Митя-а-ааа! Митя-а-ааа!»

Боль от потери сразу дала о себе знать, но становилась с каждым часом все сильнее и сильнее. Она грызла изнутри как зверь, заключенный в клетку.

***

К полудню начали съезжаться родственники и те, кто хотел отдать почести почившему графу Потёмкину, но я сутки не выходила из своих покоев, пока не настало время похорон. Всем в доме в мое отсутствие заправлял Его Светлость князь Багратион.

Глава 11. После похорон

На погребение пришлось ехать, потому что фамильное кладбище Потемкиных со склепами-усыпальницами находилось в самой дальней части поместья за парком и дальше за обширными садами. Туда последнюю часть пути я прошла за дрогами, на которых везли домовину, пешком, оставив пролетку в начале конной процессии. Обряд погребения закончился магическим фейерверком. Это с моей точки зрения. На самом деле это было сопровождающим душу умершего обрядом, чем-то вроде прощального залпа над могилой воина в моем мире.

Когда вернулись в поместье, князь Багратион помог мне выйти из пролетки.

Помог выйти это не совсем верно. Он практически вынул меня из экипажа, потому что от долгого неподвижного стояния на кладбище я прямо-таки закостенела, и медленное возвращение процессии, когда я сидела в пролетке так же неподвижно, этому только способствовало. А еще на меня навалилась апатия, что не мешало продолжению непрерывного слезоразлива. Ноги шевелились с трудом. Князь довел меня до холла при главном входе и куда-то исчез.

Гаши не было. Зато была толпа каких-то незнакомых людей. Их было слишком много, чтобы разместить всех в гостиной, поэтому горничные и лакеи сновали между гостями в холле, оказывая необходимые услуги: кому попить, кому присесть. Все разбились на кучки и общались между собой. В помещении стоял невнятный тихий гул. Меня демонстративно не замечали.

Я не знала, каковы правила оглашения завещания в моем мире, и уж, конечно, понятия не имела, каковы они здесь. В том мире сразу после похорон были бы поминки с застольем. Это я знаю точно. Здесь же, даже не спросив у меня разрешения как у хозяйки, мужчина нестарый, солидный, чей вид не вызывал разночтений – чиновник-аристократ высокого ранга, судя по тому, как на него реагировали присутствующие – пригласил всех заинтересованных лиц в большую гостиную, куда дворецкий и проводил возможных наследников.

Как я поняла не все присутствующие были из этой категории. Так что большая часть была препровождена в столовую, а после, помянув умершего, не попрощавшись со мной, покинула усадьбу.

Приглашенные на чтение завещания меня старательно обходили стороной и взглядами. Я продолжала стоять одна, не понимая, что нужно делать: идти вместе со всеми, или уже можно забиться в свой уголок и остаться наедине с собой и своей потерей. За спиной у двери застыли дворецкий Федор и чуть в стороне Матвей. Я чувствовала их молчаливую поддержку.

Слезы продолжали течь по моим щекам, и не думая заканчиваться. Я за всю прежнюю жизнь не пролила столько слез, сколько за эти три дня. И вообще, раньше я очень редко плакала, а здесь, видимо, став более эмоциональной, периодически превращалась в плаксу по любому поводу. Надо сказать, раньше я и такого всепоглощающего горя не испытывала, даже когда тихо во сне отошла моя почти девяностолетняя бабушка.