– Но я-то добровольно.
– Традиция. Нужно все сделать по спискам. Я не буду тебя распинать и полностью обездвиживать, но ты будешь ограничена в движениях.
Он уже привязывал мои ноги, опутывая пушистыми лианами щиколотки.
– Но я не смогу тебя обнять!
– И не должна. Ты должна быть полностью покорна.
– Ой, все! Буду бревном.
Он хмыкнул:
– Хорошо. Буду любить бревнышко.
Я на такое не рассчитывала, но неожиданно почувствовала возбуждение, качнула навстречу бедрами.
– Иди ко мне. Давай, сначала немного «десерта». Это не запрещено?
Митя хмыкнул:
– Кто же мог в ритуале такое учесть?
Он привычно пристроил возбужденный член между моих грудей, но забавлялись мы недолго.
– Все, детка, а то я так кончу не туда, куда нужно.
Зато мы оба уже были на взводе. И я надеялась, что это ускорит и сократит ритуал. Хотелось выбраться из этого таинственного, мрачного места побыстрее.
Митя устроился меж моих раскинутых ног, удерживая вес на локтях, и легко протолкнул головку в залитое возбуждением лоно, толкнулся глубоко, до конца, до упора, и… Тут что-то пошло не так.
Я почувствовала в муже изменения. А в следующий момент мне показалось, что это вовсе не Митя. Зрачки его глаз полностью вытеснили радужку, я смотрела в эти бездонные колодцы, и мне было страшно. Этот кто-то другой вбивался в мое тело с настойчивостью и размеренностью парового молота. В этом Мите не было нежности и страсти, не было гедонизма, была только яростная целеустремленность.
Мне хотелось что-то сделать, чтобы вернуть Митю: коснуться его лица, куснуть, ущипнуть, но в то же время я боялась нарушить ритуал. Митя не сказал, но я чувствовала, что эта мощь не остановится, пока мы не кончим. Поэтому я просто прикрыла глаза и поменяла положение бедер, подстраиваясь под эти размеренные движения. И предчувствие оргазма наполняло меня, как воздушный шарик наполняет мощное дыхание. Меня распирало от горячего щекочущего удовольствия и предчувствия еще большего удовольствия.
Не хватало малости. Хоть крохи той любви, что связывала нас с Митей, теплоты и наслаждения друг другом. И я решила – будь что будет. Выгнула свое обездвиженное по рукам и ногам тело волной, прошлась ею по телу Мити, что завис надо мной на локтях. Выдохнула ему в лицо: «Я люблю тебя!» Ответа не ждала – впилась в его губы поцелуем.
И неожиданно получила ответ: «машина» замедлилась, наддала бедрами, вжимаясь в меня, и я почувствовала ответный поцелуй. И тут же ощутила пульсацию семяизвержения, и сама сорвалась в оргазм. Я еще чувствовала всем телом желанную сладкую наполненность и скольжение его члена внутри, но это уже было неважно…
Я кричала и мотала головой в попытке избавиться от этого невыносимого наслаждения, смешанного с оглушающей болью. Казалось, в теле «выламывает» каждую мельчайшую мышцу.
Митю тоже выгнуло. Он распрямил руки и откинул плечи и голову назад. Грот огласил его надсадный рев, в котором с мучительными перерывами слышались слова: «В потомках… На века… С любовью…».
Рисунок продавленный канавками во мху ярко вспыхнул и почти тут же погас.
Мое сознание мерцало, а в голове бился один вопрос: «Это что за фигня?»
***
Вообще-то, если у меня еще сохранилась хоть крупица разума, и я ничего не путаю, то зачатие связано с телесным удовольствием, если отбросить варианты с насилием и дефлорацией. Поэтому я просто не понимала, что произошло. Я едва не потеряла сознание от боли в мышцах и общего дискомфорта. Митя рухнул рядом, с трудом извернувшись, чтобы не придавить меня, и лежал почти в отключке, хрипло и натужно дыша.
– Митенька, – тихо прошелестела я, громче не могла и боялась, что муж меня не услышит, – что это было?
Митя шевельнулся и, пытаясь меня обнять, бессильно уронил на меня руку.
– Дух Рода взял для зачатия нашу жизненную силу.
Я с ужасом вглядывалась в лицо Мити. Да. Мой любимый выглядел совсем плохо: он явно постарел, и был теперь не пятидесятилетним полным сил мужчиной, а семидесятилетним стариком.