– Скорее всего, расследование, суд и дом скорбных душой.
– Митя, не надо суд и дом скорби. Его надо убить. Не казнить, а усыпить как бешеную собаку, – не успела поймать себя за язык.
Ведь, вероятней всего, здесь не усыпляют некондиционных животных, а убивают выстрелом в голову или магией какой, но я уже махнула на это рукой. Я помнила истории кинематографического Ганнибала Лектора и прочих Чикатило. Меня трясло, и я продолжила:
– Сумасшедшие очень хитрые. Если он сбежит, то будут еще жертвы. А жену его не надо судить. Проверить надо, но она, скорее всего, просто жена, бессловесная и, возможно, тоже пострадавшая. Выслать ее без поражения в правах в другой город на поселение вместе с детьми и назначить пенсион за мужа, положенный по табели о рангах, чтобы шума не было, чтобы дети не пострадали, не лишать их будущего.
Высказавшись, я тихонько заплакала, уткнувшись мужу в плечо. Не стала сдерживаться, невозможно. Ужас какой! И нужно было мужа отвлечь от моих слишком заумных для восемнадцатилетней провинциалки речей. И это сработало, как выяснилось позже, только частично. Его сиятельство запомнил.
Но пока он несколько неуклюже утешал меня, а я почувствовала, что, да, его попустило. Тут и суп поспел. Я плеснула в лицо холодной водой над рукомойником, помахала на припухшие глаза полотенчиком, потом сама налила суп в глубокую суповую тарелку и поставила перед мужем вместе с черным ржаным хлебом на доске и миской сметаны. Кухарка кудахтала: как же так, барину черный хлеб. Я махнула на нее рукой: все-все-все. И она угомонилась.
Его сиятельство уже с усмешкой наблюдал за военными действиями кухарки, и моей одержанной победой.
– Ешь, пока горячее, если тебе слишком остро, добавь сметаны.
– Ты моя хозяюшка, мне нормально, – он уже попробовал суп, и наворачивал за обе щеки.
А я добавила себе сметаны. Страшная история почему-то не испортила аппетит, наоборот, после пролитых слез проснулся зверский голод. Потом еще наполняла тарелку мужа, пока после третьей он не отвалился от стола, отдуваясь.
Да, ему было значительно лучше. Это было видно невооруженным взглядом.
– Спасибо, детка.! Очень вкусно.
Тут со стороны подала голос кухарка, которую я тоже заставила съесть тарелку супа:
– Очень вкусно. Откуда же такая пропись?
Я снова отмахнулась от кухарки:
– Не помню.
Не буду же я рассказывать, что хорошую девочку Сашеньку бабушка готовить учила. Я еще много всякого вкусного, как готовить, знаю.
Больше на кухне было делать нечего. И мы пошли… конечно же, в спальню мужа.
Глава 5. День четвертый. Признание
Слуг звать не стали: муж помог мне раздеться, и я помогла раздеться ему.
Он уронил меня на кровать и начал забираться сам, но я остановила его:
– Митя, подожди.
Я его совсем не боялась, наоборот, было ощущение сродства и чувство, что знаю его уже сто лет. На краю перевернулась на живот и, выпятив попку, бестрепетно потребовала:
– Хочу так.
Муж присел, склонился, собираясь уткнуться лицом мне в промежность, но я опять его остановила:
– Нет-нет-нет, хочу тебя внутри. Пожалуйста!
Его Cветлость легко прошелся пальцами по мокрым складочкам, толкнулся пальцами внутрь. Я увернулась. Он хмыкнул.
Высота кровати была не слишком удобной для его роста: на коленях – высоковато, стоя – слишком низко. Он снова присел и вогнал член в лоно. Я удовлетворенно застонала, но он тут же вышел, и не обращая внимания на мое недовольное попискивание, за подмышки закинул меня глубже на кровать, а потом снова вошел в меня, оседлав мои бедра и сжав коленями талию.
Наклонился к ушку:
– Что, капризуля, так хорошо?