— Ок, — ответил я и пошел на первый этаж, где Фэй Го и тренер Ло накатывали в компании китайского папы, мамы, бабушки и дядюшки Вэньхуа — последний пил чай и смотрел на остальных так, будто сам всю жизнь вел жизнь аскета-трезвенника.
Поговорив со взрослыми, я встретил ожидаемое сопротивление мамы и папы — отпускать популярных (это в этом случае повод для волнения, а не плюс) близняшек в город с бабушкой Джи Жуй родители не захотели. Помогли Фэй Го и Ло Канг — первый предложил помочь найти сестренкам хорошего телохранителя, а второй на правах авторитетного педагога многословно «позудел» о сомнительном качестве деревенского образования и том, какую хорошую школу он может порекомендовать — плох тот относительно высокоранговый китаец, у которого нет хоть каких-то связей в каждой китайской провинции.
Вмешательство «тяжеловесов» помогло: родители согласились «подумать», то есть все равно что смирились, и даже согласились прямо сейчас дружной толпой направиться к торговцу Гао. Я доволен — пусть репетируют, потому что самое сложное еще впереди: придется убедить «финального босса» в виде бабушки Кинглинг.
Корт в родной школе Партия построила на совесть, как, впрочем, и все, чем решили одарить деревню, которая подарила Поднебесной единственного теннисиста моего уровня. «Пилят» ли в Китае? О, «пилят» как не в себя — расстрел он где-то там, в будущем, и не факт, что вообще случится, а безумные деньги — вот они, сами считай в руки идут. «Пилят» в Китае безбожно, но не тогда, когда к работам приковано внимание «небожителей» — здесь всего лишь честно зарабатывают на государственном заказе.
«Зарядивший» с самого утра теплый ливень тренировке помешать оказался не в силах, и мы с приехавшей часика четыре назад Шу Жу летали по мокрому корту, разбивая дождевые капли ракетками, мячиком и собственными лицами.
Посмотреть на тренировку сбежалась вся деревня — небольшие трибуны не вместили всех желающих, зато школьный стадион, частью которого корт и является — пожалуйста!
Если бы кто-то посмотрел на нас сверху, то увидел бы весьма кинематографическую картинку, где двое отчаянно сражаются под струями дождя в окружении не оставляющего зазоров «навеса» из разноцветных зонтов. Уж не знаю, что видят односельчане из дальних рядов, но, раз пришли, значит им это интересно.
Хоть убей не знаю, что здесь делает десяток полицейских, на которых ревниво косится наш деревенский участковый. Кто вообще в радиусе пары десятков километров может желать мне зла? Уж точно не односельчане — они за меня порвут кого угодно. Ладно, не мое дело, не мешают и ладно.
В отличие от односельчан, Шу Жу заметила, что пусть я ее и обыгрываю чисто на классе, концентрацией на тренировке даже не пахнет — в моей душе царит раздрай. Ей я конечно ничего не скажу, и вообще никому ничего говорить не хочу, но этой ночью, когда мы проводили родню до арендованных для них автобусов — всё, уехали — мне приснился странный сон.
В нем я сидел в кресле самолета и копался в переведенном в офлайн-режим смартфоне. Экран показывал даты 31 октября 2015 года, в специальной нише кресла передо мной торчали буклеты с моделью самолета Airbus A320 и название компании-перевозчика: «Когалымавиа». В кармане пиджака — я это точно знал — лежали билеты рейса «Шарм-эш-Шейх — Санкт-Петербург». Едва я попросил у стюардессы чаю на троих — со мной летят жена и дочь, чьих лиц разобрать я во сне не смог — как самолет сильно тряхнуло, заорал тревожный зуммер, и капитан борта попросил всех пристегнуть ремни. Мои руки потянулись застегнуть ремень на поясе дочки, и тут все поглотило пламя, заставив меня проснуться в холодном поту.
Сон принадлежал другу русского Ивана, а аварии в этом времени и пространстве еще не случилось. В голове мелькали обрывки новостных лент — «ответственность за теракт взяла на себя ИГИЛ…» [ЗАПРЕЩЕННАЯ В Российской Федерации ОРГАНИЗАЦИЯ], «…авария стала крупнейшей за всю историю Египта», «Погибли двести семнадцать пассажиров и семь членов экипажа…», «Следствие установило, что самодельное взрывное устройство было заложено в отсек негабаритного багажа в хвосте лайнера: его замаскировали нагромождением детских колясок и багажа. Сообщником террористов был сотрудник сервисной службы аэропорта Шарм-эш-Шейха».
Увиденное при всем желании не «развидеть», и в голове буквально гудит: «НУЖНО ЧТО-ТО ДЕЛАТЬ!». А что именно делать-то⁈ Звонить в полицию? А сколько им вообще звонит всяких безумцев? Мой рассказ просто автоматически будет отправлен в спам-фильтр. Да и вообще — какое отношение к рейсу Египет — Россия имеет китайская полиция? Может лучше попытаться отправить предупреждение собственно русским? То же самое — сколько угроз и просто бреда поступает их спецслужбам?
Ничего не делать, однако, я не могу: у меня ведь есть пусть и призрачная, но возможность спасти пару сотен людей, а я просто забью⁈ Да не в жизнь, иначе мне до самой смерти будет сниться примерно то же самое, что сегодня. Не хочу! Я банально с ума сойду от угрызений совести, которая, как оказалось, имеет надо мной огромную власть.
Машинально отбив кросс Шу Жу, я покосился на стоящего около судейской вышки (сейчас оккупирована тренером Ло и его зонтом) Фэй Го. «Китайская ФСО» уж точно не занимается безопасностью международных авиалиний, если ими, конечно, не собираются воспользоваться охраняемые персоны.
Смогу ли я в нужное время оказаться в нужном месте — в самолете? Вопрос не в практической так сказать составляющей, а в личной смелости. Страшно: а если это не поможет предотвратить теракт? Не хочу жертвовать жизнью впустую. Да я вообще ей «жертвовать» не хочу — я только жить нормально начал! Можно мне пожалуйста шесть-восемь десятков спокойного богатого существования?
«Заслужи», — презрительно хмыкнула совесть.
Что значит «заслужи»⁈ Я что, чужое беру? Все заработано своими руками.
«Трус и эгоист», — приложила она меня так, словно это я ответственен за еще не случившуюся трагедию.
Да и случится ли она вообще? Откуда мне знать, что вокруг тот же мир, из которого ко мне «прилетела» память Ивана. Ладно, просто буду стараться как можно громче и анонимнее бить во все доступные колокола, а личное присутствие на рейсе оставим как последнее средство.
Кого я обманываю? Не смогу я просто выкинуть злополучный самолет из головы. Фэй Го… Начнем с него, а там посмотрим по ситуации. План прост — телохранитель сам велел мне отдавать ему всё, что мне может отдать кто-то из толпы для проверки. Почему бы «кому-то» не подсунуть мне отпечатанный на никак не связанным со мной принтером листочек формата А4? Например — «оставить» например на столике ресторана. Ставим на первый план в списке задач — Китай огромен, и найти в нем возможность «без палева» что-нибудь напечатать легко.
— Достаточно! — прервал тренировку Ло Канг.
Мы с Шу Жу покланялись аплодирующему народу, и в «полицейской коробочке» направились в школу — привести себя в порядок. После принятия решения, душа и переодевания мне полегчало настолько, что я парочкой подколок отбил у спарринг-партнерши желание выяснить «что это со мной». Тренер Ло — мужик многомудрый, поэтому лезть не стал: полагаю, списал мою недостаточную самоотдачу на усталость или вроде того.
В актовый зал школы впустили только учеников, педагогов, журналистов и прибывших из города чиновников — многоуважаемого Ченя Хуасяня сегодня нет, но есть трое незнакомцев из его отдела: медийно «прокачиваются» с моей помощью. Цель мероприятия — ответы на вопросы школьников, которые все как один расспрашивали меня про теннис. И хорошо — я же спортсмен, нафиг мне разговоры о чем-то, в чем я разбираюсь хуже?
Глава 21
— Отлично, Ван Ван! — похвалил меня режиссер с корейским акцентом.
Потому что он кореец и есть, «выписанный» оттуда мастер корейского народного жанра «Кей-поп» с портфолио изумительных размеров. Причина, по которой я в лучах закатывающегося солнца (завтра утром поснимаем на восходе) бью палкой по камням, отправляя их на дальний край чесночного поля, пока рядом со мной смазливые разодетые пацаны «раннестуденческого» возраста имитируют игру на гитарах, клавишах и барабанах, проста — одному из наших поп-лейблов и по совместительству «заводу» по производству «мальчиковых групп» пришла в голову идея привлечь меня к раскрутке их новой группы.
Деньги предложили отличные, поэтому я согласился, поставив условием съемки в родной деревне. Это лейбл устроило, и они выстроили простенький сценарий, состоящий из моих «тренировок» в деревне, а потом — из нарезки кадров с турниров, типа путь показать.
Песня называется «Unstoppable» [Sia — Unstoppable], исполняется на английском — полагаю, чтобы попытаться «срубить» немного валюты с внешних рынков — а написала ее австралийка. Все это было изложено в приложении к контракту, чтобы я видел — у нас тут не абы что, а экспортный продукт! Суть текста ясна из названия. В эпизодах «засветились» мои сестренки, родители и некоторые односельчане — среди них Лю Гуан, торговец Гао и староста Бянь: двое последних на правах самых важных людей деревни после семьи Ван. Поучаствуют в клипе и тренер Ло, Шу Жу и Ли. Фэй Го отказался — ему по должностной инструкции не положено «светиться», особенно — в поп-клипах.
— Возможно, нам еще понадобится твоя помощь, но это случится не раньше, чем завтра, — добавил режиссер.
— Вы знаете, где меня найти, уважаемый Хо Ён, — поклонился я ему, раскланялся с членами группы и покинул поле на своей «Х5», за рулем которой стандартно сидел Фэй Го.