— Как голову отрывают?
— Очень просто. Говорят, его так и хоронили. Голову просто приставили в гробу, представляешь⁈
— Он, конечно, Ксюша, плохой человек, но его смерть ужасна!
— Знаешь, Аврора, если честно, то наплевать на него. Каждый получает по делам своим. И давай закончим это разговор. Главное, что можешь его не боятся больше.
Мы с Ксенией, как я говорила ранее, дежурили у Глеба. Сами за ним ухаживали, мыли, убирали, хотя это мог делать и медперсонал, тем более за моего мужа платили просто бешенные деньги. Но для меня было неприемлемо, чтобы кто-то моего мужа касался кроме меня. Ксюша не в счёт. Она его сестра. Спустя месяц после того, как он очнулся, Глеб стал говорить. Плохо говорил. Отдельные слова. Ведь у него была повреждена челюсть. Но для меня и это было за счастье. Это говорило только об одном, он идёт на поправку. Я видела, как его глаза наполняются радостью, когда я приезжала. Я садилась рядом с ним. Брала его руку в свою. Он сжимал мою ладошку, а я его.
— А…ро…ра, дра…ст…уй. — говорил он мне каждый раз.
— Здравствуй, любимый. Как ты себя сегодня чувствуешь?
— Лу…ше…ем…в…ра. — И пытался улыбнуться. Получалось у него плохо. Но это ничего.
Потом он клал свою ладонь мне на живот и смотрел с вопросом. Я улыбалась.
— Всё хорошо. Токсикоз есть, но это нормально. Это пройдёт. Ребёнок хорошо развивается. Вчера после тебя ездила в консультацию. Мне сделали УЗИ. Сказали, кто у нас родиться. — Я замолчала. Муж смотрел на меня во все глаза. Я улыбнулась. — Глеб, скажи, а ты кого бы хотел? Мальчика или девочку?
Я видела, как он заволновался. Сначала ничего сказать не мог. Мне даже пришлось его успокаивать.
— Родной, не волнуйся.
— М…е… вс…ра…о… сы…ын… хор…шо… до… тож…е… хор… шо… лав…ное… доров… выы…е.
— То есть, ты будешь рад и сыну, и дочке?
— Да…аа.
Он прижимал ладонь к моему животу, и я увидела, как из его глаз стали скатываться капельки слёз. И я поняла в тот момент, что он очень за меня переживает. Переживает, что не может находиться рядом.
— Глеб, не беспокойся за меня. За мной такое внимание. И со стороны дедушки, он очень ждёт своего правнука или правнучку. Мама твоя беспокоится обо мне. Про Ксюшу вообще молчу. Туда не ходи, это не поднимай, слишком тяжело. Это не ешь, вредно ребёнку. Я уже не знаю куда бежать. Они все искренни. Все хотят мне добра. Мне и нашему малышу. Ксюша всё меня допытывает, как назовём малыша. Ещё никто не знает, что будет девочка. Я тебе первому сказала. Но Ксения уже имена выбрала и для мальчика, и для девочки. Нет, она не настаивает, говорит, что это прерогатива родителей. Но она хотела бы, чтобы девочку мы назвали Софьей. А ты как думаешь?
Глеб сделал гримасу. Я уже его понимала, это он улыбался.
— Соф…я… хоро…е… им…яя.
— Ты согласен?
— Да.
— Тогда я сегодня я скажу Ксюше, что будет дочь и мы её назовём Соней.
— Да.
Потом приехала Ксюша. Зашла в палату. Улыбалась.
— Ну что, поворковали, голубки?
— Поворковали, Ксюш.
— Отлично. Аврора, Глеба переворачивали? Массаж делала ему?
— Делала. Ксюша, ну ты чего? И помыла его.
— Хорошо. Езжай. Тебе, дорогая отдохнуть нужно.
— Я не устала. Но, Ксюш, мы с Глебом поговорили. Короче, вчера была на УЗИ. Будет девочка. С Глебом решили называть её Соней. Как ты хочешь!