— Хорошо. Эля, чай.
Мама с Кристиной ушли на кухню. Я осталась стоять в холле. Павел стал понимать, что, что-то случилось.
— Павел, — начал мой отец, — Вы знаете, при других обстоятельствах я был бы очень рад тому, что Вы стали бы моим зятем, поверьте. Я знаю Вашу семью, она очень уважаемая. Повторяю, при других обстоятельствах, я был бы за. Но, поймите правильно, Павел. Аврора уже помолвлена.
— Как помолвлена? — Павел даже вскочил с кресла. Посмотрел на меня. — Аврора, ты мне ничего не говорила! Как же так?
Я не могла смотреть ему в глаза.
— Извини, Павел. Так получилось. Сегодня была помолвка, как только приехала домой. Я дала согласие на брак с другим мужчиной.
Мой любимый подошёл ко мне.
— Почему, Аврора? Что случилось, дорогая моя? Скажи. Я сделаю всё!
— Ничего не случилось. Просто так получилось. Назад ничего нельзя вернуть. Пожалуйста, Павел, не смотри так на меня. Ты разрываешь мне сердце. Не спрашивай меня ни о чём! Прости меня. Я не могу по-другому. Тебе лучше уйти.
Я видела, что Павел был не просто обескуражен, он был раздавлен. Для него словно небо упало на землю. Я повернулась и убежала в свою комнату. Вскоре пришла мама. Села рядом со мной. Гладила меня, успокаивала и плакала вместе со мной. Она больше мне ничем не могла помочь. В эту ночь я выплакала свою любовь, свою прошлую жизнь. И я стала другой.
Утром, отец вывел на планшетник фото молодого мужчины. И передал мне.
— Смотри, твой будущий муж. Белозёрский Глеб Антонович. 28 лет. Окончил Оксфорд. Завтра вы познакомитесь с ним официально. Надеюсь, с твоей стороны, всё пройдёт хорошо. И спасибо, дорогая, за то, что ты не оставила нас.
Василий Петрович Белозёрский умер в 1982 году, в тот же год, когда отошёл в мир иной Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев. Он уже был в отставке по состоянию здоровья. Дослужился до генерал-полковника. Незадолго до своей кончины, он разговаривал со своим сыном. Рассказал обо всём, что должен был рассказать. Передал Константину фотокарточку своих родителей и георгиевские кресты своего отца. Для Константина это было откровением. Особенно фотокарточка. Всё дело в том, что ещё дед Константина — Пётр сумел спрятать её под другой фотокарточкой. В 1925 году, он с пятилетним Васей сфотографировался в одном фотоателье в Костроме, перед тем как уехать в Сибирь на золотодобычу. Там он сидел на стуле, а маленький Вася был у него на коленях. Там же в ателье он заказал и рамку. Позже вставил в рамку своё фото с женой, с лицевой стороны прикрыл его своим фото с сыном, а с тыльной была картонка. И глядя на фотопортрет отца с сыном, заподозрить, что там двойное дно, было невозможно.
Константин долго рассматривал фотографию своего деда и бабушки. Потом перевернул её тыльной стороной. Там были надписи. Название каких-то банков и цифры чисел. Он вопросительно посмотрел на отца. Генерал усмехнулся. Со слов отца, Константин понял, что, покидая навсегда Россию, Евсей Трофимович написал на обороте фотокарточки зятя и дочери названия банков и номера счетов, где хранились вывезенные ещё до революции его активы. Часть в валюте САСШ, часть в английских фунтах и часть в золоте. Два банка американских, два английских и один в Канаде. Евсей Трофимович не хранил яйца в одной корзине. И оказался прав. Во времена великой депрессии конца 20-х, начала 30-х один из американских банков разорился и был ликвидирован. Все деньги, лежавшие там сгорели. Никакой компенсации никому выплачено не было. Мало того, в 1933 году то золото, которое хранилось Евсеем Трофимовичем в другом американском банке, было конфисковано правительством САСШ. Стоимость конфискованного золота, старику выплатили бумажными деньгами, по курсу 20,66 долларов за тройскую унцию, что было настоящим грабежом. Так как, после полного изъятия золота, его цену резко подняли до 35 долларов за унцию. Это не только у него конфисковали, это шло изъятие золота у граждан и организаций на всей территории страны, на основании изданного президентом Рузвельтом указа № 6102 о фактической конфискации у населения и организаций золота, находящегося в слитках и монетах. После этого, Евсей полностью закрыл все счета на территории САСШ и перебрался в Канаду. Доверять правительству САСШ он уже больше не хотел, считая их ничем не лучше большевиков.
— Костя, — проговорил старый генерал, — я по своим каналам очень аккуратно проверял информацию по этим банкам. Вот этого банка нет ещё с тридцатого года. Второй в США до сих пор функционирует. Так же до настоящего времени существуют вот эти два английских банка и банк в Канаде, только у него другое сейчас название. Счета я не проверял. Сам понимаешь, это было чревато. Теперь это уже будет твоё дело. Чувствую, что скоро всё. Уйду вслед за своей Татьяной. Меня всё чаще беспокоят мои старые раны. Когда мне было 16 лет, отец мне сказал, что когда-нибудь, наступит такое время, что эти фотографии и своё происхождение мы не будем скрывать. Жаль я не увижу этого времени, а ты увидишь. Ты же сам, как партаппаратчик всё прекрасно понимаешь, к чему всё катиться? — Константин кивнул. — Поэтому, постарайся, когда всё пойдёт под откос приготовится к этому моменту. Возьми всё, что сможешь. Ты понял меня?
— Понял, отец. Я уже начал готовится. И не я один.
— Не надо будет, Костя, бежать за границу. Там ты всегда будешь чужой, сколько бы у тебя денег не было. Тебя всё равно не пустят в узкий круг их элиты, особенно англосаксы. А при случае ещё и ограбят. Они это любят делать. Войди здесь в элиту, которая будет неизбежно рождаться. Понимаешь?
— Понимаю, отец. Я запомнил.
— Хорошо. И ещё, счета проверь, когда будет уже можно. Здесь не только номера, но и шифры-ключи к ним. Об этом позаботился твой прадед, Лыков Евсей Трофимович. Это будет тебе подспорьем. Это всё сын. Дальше сам.
— Спасибо, отец. Скажи, а где было родовое поместье нашей семьи?
— Недалеко под Москвой. Но там почти ничего не осталось. Усадьбу угробили за годы Советской власти, а во время войны туда попала 100-килограмовая авиационная бомба, практически уничтожив то, что от неё оставалось. Немцы, когда не могли своими бомбовозами прорвать противовоздушную оборону столицы, скидывали бомбы куда придётся. Вот одна и попала туда. А что ты хочешь?
— Я верну назад наше родовое гнездо. А усадьбу… Построю заново. Обещаю, папа.
— Ну это уже твои дела будут. Я, если честно, как-то этим не страдаю.
Женился Константин в 1966 году. Жену ему выбрал отец. Она была дочерью одного серьёзного чина во Внешторге. Не сказать, что Елена была ослепительной красавицей. Но она не была лишена шарма и привлекательности. Девушка была умна, эрудированна, знала три иностранных языка, училась в МГИМО. Но самое главное, Елена была, не смотря на юный возраст, очень прагматичной девушкой. Константин ей понравился с первой встречи. Высокий, красивый парень, при этом у него впереди была блестящая карьера. Любил ли Константин свою жену? Он не мог ответить однозначно, наверное, любил. Но самое главное он её уважал. Ведь она стала для него не просто женой, матерью его детей, но и другом, соратником в его делах, надёжным тылом. Именно через неё, по линии Внешторга, в конце восьмидесятых, когда уже практически ничего не скрывая, Константин сумел проверить счета своего прадеда. В САСШ счетов не оказалось, зато оказались в Англии и в Канаде. За ними присматривала одна старейшая английская юридическая контора, в соответствии с завещанием Евсея Трофимовича и получала свой процент от счетов. За почти 80 лет одних процентов набежала значительная сумма. Эти деньги позволили Константину сделать стремительный рывок в начале 90-х, скупая народное добро за копейки. Как говорил Константин своей супруге, он возвращает своё, плюс компенсация семье за всё время, когда им приходилось прятать своё истинное лицо и подстраиваться под систему…
Приняв душ, оделся. На кухне Марго уже приготовила кофе и бутерброды с маслом, сыром и бужениной. Сама она так и оставалась в коротеньком халатике. Улыбнулась мне.
— Присаживайся, Глебушка, я тебя покормлю.
Когда оба завтракали, появился Жорик, в трусах. Повёл носом.
— Марго, а меня не покормишь?
— Тебя пусть Кристина кормит. Надеюсь, ты её со своим дружком уже накормил?