— Ты слишком впечатлительная. Ничего со мной не случится. Обещаю тебе, что мы проживём с тобой долго. Детей народим. Потом дождёмся внуков. Смотри мне в глаза. Веришь мне? — Я кивнула.
— Верю. Глеб, прости меня за всё. Я тебя очень сильно люблю.
— За что простить? За то, что любишь меня?
— Нет. За то, что была такая. Вспоминая наше первое время, становлюсь противной самой себе. Что я чуть не натворила.
— Аврора. Это прошло. Всё закончилось. Это надо забыть. Я же не виню тебя.
— Да, не винишь. Я виню себя за это. Прости, за ребёнка, за нашу дочку.
— Ты не виновата. Мы с тобой говорили об этом. И у нас всё ещё впереди. Врачи сказали, что в этом плане ты здорова и у нас будут ещё дети.
— Знаешь, — сказала я, прижимаясь к Глебу, — я хочу. Я очень хочу вновь почувствовать, как маленькое сердечко застучит под моим сердцем. — Смотрела в глаза мужу. — Я хочу ребёночка. Твою плоть и кровь. Чтобы он или она были похожи на тебя.
— Поэтому ты и не предохраняешься в последнее время? — Глеб улыбнулся.
— Да. Сначала это было неосознанно. Страх новой беременности ушёл, исчез. А потом поняла, что я готова попытаться опять.
— Ну что же, я рад за тебя, Аврора. У нас впереди целая ночь.
Я тихо засмеялась. Уткнувшись ему в грудь.
— Если я займу у тебя всю ночь, ты будешь уставшим завтра.
— Ничего я в самолёте посплю. А ты случаем не беременна уже?
— Не знаю. Но я пока ещё ничего не чувствую.
— Тогда пойдём в нашу постель.
Я любила его в эту ночь, как одержимая. И он любил меня. Мы останавливались, переводя дух, отдыхали и вновь, соединялись в своей страсти и желании. Я, наверное, никогда не смогу насладиться им. Буду всегда голодная и одержимая им. Его сильные руки и ненасытные губы. Я выпивала его до капельки, как и он меня. Я умирала в его руках и вновь возрождалась. И когда под утро мы с ним успокоились, я чувствовала сладостное чувство во всём теле. Губы мои были припухшие от его поцелуев, как и моя грудь, которую немного ломило от его ласк, то нежных, то грубоватых.
Несмотря на то, что поспать удалось совсем мало, утром я проснулась сразу, стоило Глебу встать с кровати.
— Ты чего проснулась? Спи.
— Не хочу. Хочу с тобой побыть.
Тоже соскочила, сбегала в душ и быстро привела себя в порядок. Позавтракали. Глеб собирался. Вроде поездка деловая, но он надел джинсы, шнурованные высокие ботинки, теплую рубашку, камуфляжную куртку с капюшоном. С собой Глеб брал кейс с документами, как я поняла, а также рюкзак. Приехала моя свекровь. Посмотрела, как Глеб собрался. Положила ему в рюкзак ещё вещи.
— Мам, ты чего? Как будто я на год уезжаю.
— Твой отец всегда брал запасные носки, бельё, свитер.
Потом она вышла из кабинета Глеба. Вернулась с консервами. Принесла тушёнку, каши разные с мясом, консервированные овощи. Тоже положила в рюкзак.
— Мам, это уже перебор! — Глеб был явно не довольным.
— Сынок, там тайга. Повторяю тебе, и твой отец, и дедушка, когда туда ездили всегда брали с собой всё это. Консервы это сухпай, как они говорили. В тайге всякое может случиться. А ресторанов и столовых там нет.
— Мама, мы до места на вертолёте полетим. А не пешком пойдём.
— Ничего. Полетите, значит полетите. Если ничего не произойдёт, консервы назад привезёшь или на прииске оставишь. А лишний запас карман не тянет. Твой дедушка, один раз в тайге три дня провёл, у них что-то с вертолётом случилось, пришлось делать вынужденную посадку. Вот так-то.
Потом приехал Стив с дядей Колей и их людьми из службы безопасности. Стив был одет в камуфляж. Штаны, куртка, вязанная шапочка. У него тоже был рюкзак и ещё ружье в чехле.
— Стив, а ты чего пушку свою взял? Пистолета мало?