— А штиблеты какие?
— Я тебе принесу. Тебе понравятся! — Она засмеялась.
— Ладно, криативщица. Пошли спать. Утро, вечера мудренее.
Когда лежали с ней в постели, обнявшись, стал целовать её. Она обречённо вздохнула.
— Не понял? Ты чего так обречённо вздыхаешь?
— Ты напряжён. Тебе нужна разрядка. Так ведь? Будем тебя разряжать. Я, как примерная жёнушка, обязана тебя разрядить.
— Разряжай! — Смотрел ей в глаза. На её губах была улыбка. Она села на кровати, скинула свою короткую ночнушку.
— Ложись, Глебушка на спину. Супруга будет трудиться.
Я замер. Всё ждал, когда она скажет: «Где контрацептив?» Но Аврора промолчала.
Я чувствовала, видела, что Глеб напряжён все эти дни после смерти дедушки. Внешне он оставался спокойным. Но я знала, что это всего лишь маска. И я понимала, что струна натягивается. Будущая схватка за большой холдинг и контроль над активами семейства — это был экзамен для Глеба на его профпригодность, как я один раз услышала от Стива, близкого друга моего мужа и его телохранителя. Да, это был экзамен или испытание. Но не только для него. Это касалось и меня. Никто мне такого не говорил, я это знала сама.
Что мне ещё нравилось в муже, это то, что возвращаясь домой и оставаясь со мной на едине, он отсекал все дела. Я как-то спросила его, почему? Ведь проблемы и заботы никуда не исчезают? На что Глеб, улыбаясь и обнимая меня, говорил:
— Аврора, если я буду постоянно весь в делах, то первое — сойду с ума. И второе — могу потерять тебя.
Я тогда удивилась.
— Почему ты потеряешь меня?
— Как почему? Молодой и красивой жене нужно уделять внимание. Чтобы она чувствовала себя любимой женщиной. Не чувствовала себя забытой.
— Ага, поэтому ты предложил мне в случае проигрыша, ходить в панталонах и драных трикотажных чулках на резинках от трусов? — Я засмеялась, когда вспомнила наше пари. Стоило представить себя в таком наряде, меня сразу начинал разбирал смех.
— Ну ты тоже не далеко ушла в своих фантазиях! В смокинге и трусах до колен в горошек. Классная из нас бы пара получилась! Кстати, а что за штиблеты ты приготовила?
— Это секрет! — Он обхватил меня за талию.
— Признавайся.
— Зачем?
— Мне интересно.
— Интересно? — Он кивнул. Ехидная улыбка растянула мои губы. — Тогда это будет для тебя стимулом проиграть мне.
— Проиграть? Даже если я выиграю, всё равно признать своё поражение?
— А почему и нет?
— Так не честно.
— Ну и что. Зато я почувствую себя такой любимой, что планка этой любви вырастет выше звёзд.
— Нет, дорогая. Наплевать на штиблеты. Всё же в коротком платье, в панталонах ты будешь смотреться очень сексуально.
А потом обязательно была страсть. Он словно в близости со мной черпал свои силы. Пил меня, выпивая всю до капельки. И я не отказывала. Наоборот, старалась сама наполнить его до краёв собой, своей нежностью, любовью, своей страстью. Сейчас это единственное, что я могла дать ему. А дальше время покажет. Но я знала, что никогда не предам его, никогда больше не сделаю ему больно. Лучше я сама умру. Я любила его всё больше и больше с каждым днём. Даже не представляла, что так можно любить, до слёз в глазах, когда я смотрела на него, стараясь эти слёзы спрятать, чтобы он не видел. До закушенных губ, когда только одна мысль, что с ним что-то может случиться вызывала во мне панический ужас. А позже вместе с этими чувствами стала появляться злость. Злость на тех, кто посмеет лишить меня его. И это чувство стало нарастать во мне, подавляя страх.
Спустя неделю, после смерти дедушки, я была дома, в усадьбе. Глеб уехал по делам. Дарьи Дмитриевны и Владимира тоже не было. В центр на работу мне не нужно было, у меня был выходной. Я сидела в семейной библиотеке Белозёрских. Читала русскую поэзию серебряного века. В дверь библиотеки постучали. Заглянул охранник.