– Значит, кто-то стащил опасные вещества из кабинета госпожи Ветивер и воспользовался ими? – директриса обвела девушек бешеным взглядом. – Что ж, барышни, я узнаю, кто это сделал, и будьте уверены – вы пожалеете о своем проступке. В последнее время дисциплина в Академии никуда не годится! И это в преддверии Осеннего бала и годового собрания попечителей!
Она так взъярилась, что скрипнула зубами.
– Немедленно к доктору для осмотра. Госпожа Росвиг, – она обратилась к наставнице. – Отведите их. Затем проводите в спальни и заприте. А затем жду вас для беседы. Надеюсь, вы сумеете объяснить, почему позволили девушкам играть с дикими хищными птицами и где были в тот момент, когда все случилось.
– Разумеется, госпожа Таль, – хладнокровно ответила Розга, даже не моргнув.
– Басилевс!
– Да, госпожа директриса? – садовник вздрогнул и вытянулся в струнку.
– Немедленно закажите у придворного мага мощные отпугиватели для птиц. Больше ни одной вороны, ни одной синички или ласточки! Сад закрыть для прогулок!
После этого директриса перевела дух, поправила очки, пригладила волосы и величественно вернулась в Академию.
Мы же поплелись в больничное крыло, понимая, что грядет гроза, и после этого происшествия госпожа директриса окончательно превратит Академию в тюрьму. А еще кому-то из нас крепко попадет.
Доктор осмотрел нас и был ласков, как старая нянюшка. Терпеливо выслушивал жалобы, утешал, обрабатывал царапины и угощал мятными пастилками. Повеселевших девушек наставница попарно отводила в спальню и запирала, как велела директриса.
Но у меня были другие планы, нежели сидеть взаперти, пока где-то идут важные разговоры и решается наша судьба.
Поэтому пришлось пойти на хитрость: изобразить слабость, дурноту и жалобно поныть. Доктор Прим встревожился, уложил меня на кушетку и дал нюхательные соли. Я выбрала момент, когда наставница отлучилась, чтобы увести Тару и Лизу. Как только за ними захлопнулась дверь лазарета, я тут же «выздоровела». Подскочила как на пружинах и бодро заявила:
– Доктор, вы кудесник. Прекрасно себя чувствую. Пойду-ка, пожалуй, в спальню, пока я вам не надоела.
Озадаченный доктор только рот успел раскрыть, как я уже выбежала в коридор, огляделась – не видит ли меня кто? – и направилась на свой привычный пост возле учительской – подслушивать. В последние недели я усвоила, какую пользу может принести это неблагородное занятие.
Быстро и бесшумно как тень я добралась до нужного коридора, подкралась на цыпочках к двери учительской, и при этом чувствовала, что уши мои прямо таки превращаются в раструбы.
Однако в комнате было тихо и темно. Я опоздала: наставники уже все обсудили и разошлись. Придется узнать новости, когда директриса изволит их объявить, и обойтись без важных деталей.
Но еще не все потеряно. Если найти магистра Шторма, он непременно все мне расскажет. Куда ему деваться! Мы теперь связаны общей тайной.
Прекрасно отдавая себе отчет, что жажда сведений – лишь предлог увидеть Кайрена, я повернула и побрела прочь по коридору.
Где сейчас магистр? В гимнастическом классе? В кабинете директрисы? А может, он ушел в свою городскую квартиру или в трактир? Или же он в Арсенале, изучает механических драконов? Смогу ли я пробраться в Арсенал так, чтобы меня не хватились?
И тут я услышала неожиданные звуки. Всхлипывания, перемежающися неразборчивыми причитаниями. Кто-то горестно хихикнул (именно так – весело, но с тоскливым надрывом), а потом слабый голосок затянул непристойную песенку «Мэри юбку потеряла у весеннего ручья».
Кабацкий репертуар мне неплохо знаком благодаря братцу. Но услышать подобное в Академии странно.
Загадка требовала прояснения.
Покрутив головой, я установила, что звуки идут из кабинета ароматики госпожи Ветивер. Сквозь щель у пола сочился свет. Изнывая от любопытства и недоумения, я осторожно толкнула дверь.
Дверь послушно открылась. Я просунула голову внутрь и тут же получила невнятное приглашение:
– Это ты, Эмма? Входи, не стесняйся...
Знакомый и при этом незнакомый голос икнул.
Я чуть не заорала от изумления при виде открывшейся мне картины.
Госпожа Ветивер сидела за учительским столом, подперев голову обеими руками. У ее левого локтя стояла большая бутыль с чистейшим спиртом для разведения парфюмерных ингредиентов, а у правого локтя – кувшин с клюквенным компотом. Прямо между локтей расположился стака с бледно-розовой жидкостью, чуть поодаль – тарелка с подсохшими ломтями сыра.
При этом пахло в кабинете отнюдь не розами, а кислым перегаром, как в трактире.
Сложно в это поверить, но вот они, факты, прямо перед моими глазами и носом: госпожа Ветивер была пьяна как сапожник.