Словно чувствует, что я о нем думаю. Сообщение от Кости приходит:
- «Аленёнок, привет. Не мешало бы тебе отдохнуть. Куда хочешь? Скажи, я оплачу. Возьми без содержания. Это моя личная просьба»
Глава 62
Глава 62
Подхватываю со стола колбу пустую и что есть мочи в стену бросаю. Грохот прокатывается по помещению, затем звон осколков, бьющихся об пол. Тишина, наконец, воцаряется.
Немало я их удивила. Или даже сказать – ого – го как.
- Туды её в качель, - Толя промаргивается, но взгляд у него всё равно остается обескураженный, дескать, не такая уж и плохая идея с таблетками.
Сейчас это не главное.
- Зоя, будь человеком, выйди уже из моего кабинета, пожалуйста, нахрен, - последнее слово интонацией.
- Алёна, я помочь хочу! - в её голосе даже сейчас звучат нотки манерности.
Плотно челюсть сжимаю и смотрю на неё, полагаю, что злобно.
Все собравшиеся впервые видят меня в таком состоянии. Даже по пальцам мелкая дрожь ходит. Стараюсь дыхание восстановить, но получается плохо.
- Твой пассаж о том, как тебе жаль, умиления у меня не вызывает, даже напротив – тошно. Не ты ли матери этой девочки год назад в уши яд свой лила, дескать, сама она у вас виновата, выряжалась, как простигосподи, вот и поимели. Полюбуйся теперь, - взглядом, на снимки лежащие на столе указываю. – Или хочешь, спустимся, я тебе покажу морозильник нужный? По пути, заодно, расскажешь мне, как надо гнобить собственного ребенка, чтобы ему в бытовках с левыми мужиками лучше жилось, чем в доме родном? - с каждым моим словом она бледнеет всё больше, вот – вот упадет. Сама пришла, никто не звал. – Человечность, где она спрятана? – вскидываю брови, она молчит.
Все собравшиеся молчат. Толя. Борис Эдгарович. Несколько человек из следственных органов, и даже Зоя, хотя рот ее всё так же открыт.
Психи меня накрывают нечасто, вывести сложно. Но успокоить после – вот где квест начинается. Сейчас именно такой момент, меня рвет на части, они это видят и даже не пытаются слово вставить. Если бы эта курица не начала причитать, мы бы продолжили диалог конструктивный.
Год - два назад было дело: девушку изнасиловали. Шла домой после учебы. Обычная девчушка. Я видела её в той одежде, в которой она была в момент нападения. Ничего откровенного. Выше колена, но и ей даже двадцати лет нет, в чем, блин, молодежь сейчас ходит? После с её матерью говорили долго, объясняла, что все признаки сильнейшего нервного срыва у ребенка на лицо. Не думаю, что она вняла совету. Орала на неё, как идиотка. А наша умница, что стоит сейчас напротив меня с глазами и ртом распахнутыми, поддакивала ей, только распыляя гнев материнский.
Психологи, вроде как, работали с девочкой. Вроде как почему? Да потому что половина из них сейчас профнепригодны. Развелось пруд пруди, а толку нет. Через одного они блогеры. Клеймят всех подряд, без разбору. Частный случай? Нет, о таком мы не слышали. Неполная семья? Мать растила одна? Ууу, это все. Пропащая, с такой строить семью нельзя. Ты ведь на стариков только кидаешься, ищешь в них защиты, поддержи. Изнасиловали? Так ты сама виноват (хороших девочек ведь не насилуют, как же). Всё, теперь любви к себе не видать. Тело свое ценить будешь не больше помойки. Это всю чепуху недопсихологи несут. Теперь представьте, сколько девочек даже родителям боятся рассказать о том, что насилию подверглись? Вдруг осудят. А если посторонний узнает – вплоть до выхода из окон. Это прямо проблема, скажу я вам. Умы подростков на этой информации формируются, ею и травмируются, не менее чем самим фактом принуждения к сексу. И так тяжело, больно, противно, а еще отовсюду: «да таким только в проститутки путь, в наркоманки». Не может мозг шестнадцатилетнего ребенка отфильтровывать и корректно анализировать, только в исключительных случаях. Проще поверить в то, что жизнь твоя сломана бесповоротно.
Так и с малышкой вышло. Один из следователей пробил: девочка пропала, мать подала в розыск. Нашли, домой отказалась вернуться, жила с приезжим мужчиной. Ей в этом году восемнадцать исполнилось, сама уже решать может. И вот теперь и она, и он, и ещё десятки людей, с ними сгоревшие, у нас в морге лежат.
Меня так и не отпускает. Среди девушек наших, ходят пересуды, мол, я бессердечная. Работаю даже там, где мужчин жуть берет. Случаи в практике встречаются разные, но это работа. Желающих к нам попасть предостаточно, откажешься выезжать на место обнаружения тела в составе опергруппы – ручкой помашут.
Всем очевидно - раздражение своё даже скрывать не пытаюсь. Зоя хотела оставаться в курсе последних событий, а попала в эпицентр моего негодования. Борис Эдгарович берет её под руку и тянет к двери, взмахом руки прерывая её возражения.
Я смягчаюсь, скрежет в ушах слегка притихает. Беру себя руки и обсуждаем с ребятами детали, перечень дополнительно необходимых экспертиз, проведение повторного осмотра места происшествия криминалистами, с учетом выявленных обстоятельств.
Уходя паренек, один из следователей, обещает позвать к нам уборщицу, стекло собрать.
- А ты огонь - деваха оказывается, - подшучивает надо мной Толя, когда мы вдвоем остаемся. – Я думал всё, пожарище будет. Приготовился космы Зойкины от тебя спасать, но ты и тут облом организовала. Вазелин не пригодился, - крутит небольшой тюбик в руках и в карман халата убирает.
- Толя! – закрываю лицо руками и нервно посмеиваюсь.
- Ну, а что? Я первый раз тебя такой горяченькой видел, а – то все болтают, ледышка, да ледышка. Я у меня вот, посмотри, - руки протягивает, и правда, темные волоски на них дыбом стоят.
- Я не хотела, прости. Бесит меня лицемерие это.
- Малышка – ледышка, иди сюда, - объятья распахивает, приглашая. – Тебе надо меньше думать головкой своей, детка моя. Расскажи мен лучше, как дела у тебя? - сжимает слегка. – Давно не тискал тебя. Ещё похудела? Не стоит.
- Специально не пыталась, Толь, – обнимаю в ответ, голову на плече ему кладу.
- Как у тебя с новым возлюбленным дела обстоят?
Делаю «тык» ему в ребра.