Десяти часов утра еще нет, а мы уже будем наклюканные.
- Темыч? Серьезно? А как же долбоящер, козлина, кретин в погонах?
За время наших отношений как она только Тёму не величала. И за глаза, и в них. Искры между ними было не меньше, чем между мной и им.
- Да жалко его что-то стало. Когда последний раз его видела, выглядел он как сусел побитый, - в переводе с Наташиного – суслик побитый. – Заросший, опухший, потасканный. Мне даже показалось, что похудел.
Блд. Не точно, но возможно, во мне еще что-то екает.
- Где ты успела его рассмотреть? Похудел, - передразниваю её.
- Как где? В квартире твоей.
У меня от удивления все из рук валится. Кусочки огурцов падают на раскаленную поверхность. Крышка электрогриля опускается. Если он стейк за пять минут до состояния гренки сжигает, то овощи. Но это мелочи, поем и горелое.
- Что он делал в моей квартире? – я ключи забирала, Артём отдал их спокойно. Опять придется менять замки.
- Цветы выкидывал, так хорошо, что мы с девчонками к себе успели часть утащить. Ой, - подруга осекается. Смотрит на меня внимательно, и до неё доходить начинает. – Ну, козлина же, а! Алён, я подумала, что ты сама его пустила, честное слово. Мало ли, женушка выгнала, - приподнимает одну сторону губ, кривится. – Ты же душа вечно добрая, особенно по отношению к нему. Я мимо проезжала, смотрю - свет горит в окнах. Вернулась, заехала. Он открыл быстро, выглядел неважно совсем. Пзд. Давай заяву на него напишем? Сто тридцать девятая, кажется.
Из меня смешок истерический вырывается. Заместитель руководителя следственного управления пойман за незаконное проникновение в жилище своей любовницы… Огонь новость была бы, но нет, воздержусь.
Щеки руками обхватываю, они пылают. Руки же наоборот ледяные. Как ты, Алёна Богдановна, докатилась до жизни такой? Мне уже даже не стыдно, скорее интересно, когда эта хрень прекратится. Который раз уже так, всё идет хорошо – хорошо, потом раз и Артём.
- Иди уже, выпей, расслабься, - Наташа мягко меня оттесняет. – Побледнела вся. Я сама с готовкой закончу.
Рефлексировать долго у меня не выходит. На кухню заходит наш мелкий блондинчик, в подаренном мною спортивном костюме. С одной стороны – мне приятно, с другой – у них в школе форма.
- Ты почему не на уроке?
- Приболел, - старается изобразить кашель, которого нет. – Медработник температуру измерила и отпустила меня домой, лечиться.
- И какая у нас температура?
- Тридцать девять, - выдает почти с гордостью. Как же дети легко палятся.
Батюшки! Да вы че? А что не сорок?
- Иди сюда, - встаю сама, подхожу к окну, и зову его подойти. В солнечном свете слизистые проглядываются хорошо.
Полминуты хватает осмотреть глаза и горло.
- Куртку снимай. Футболку можешь оставить. Руки подними.
Племянник мешкает, глаза бегает. Пытается придумать, как выкрутиться. Тем самым подтверждает мои мысли о том, что я увижу на его теле.
- Советую тебе поживее решаться. Или показываешь мне подмышки или признаешься. Я не шучу.
Играем ва – банк.
То, что я вижу в подмышечных впадинах, меня не радует.
- Это не ожог, аллергическая реакция. Что это было?
Марк молчит, взгляд потупил. Выглядит так, словно заплачет сейчас.
- Анафилактический шок более чем в двадцати процентах случае приводит к смерти. И я тебя, возможно, удивлю, но для того, чтоб он наступил не обязательно что – то есть, пить, или вводить в кровь. Достаточно местного воздействия. Все зависит от степени реакции организма, а они сугубо индивидуальные.
- Клей канцелярский. У меня на него аллергия. Насморк быстро прошел, я принял антигистаминное, но чешется очень, - плечом передергивает. – Я просто очень с вами побыть хотел, - проводит рукой по лицу, под носом.