- Да ну нафиг, - из меня вырывается протяжный стон. Закрываю глаза, как ненужный орган.
К высокой температуре, слабости, ознобу и отеку добавляется еще и кратковременная потеря зрения. Это я надеюсь, что кратковременная. Хочется кричать и плакать, но я не могу. Вообще ничего не могу.
Страх. Другие эмоции через него попросту не пробиваются. Я цепенею, зная какой итог может ждать аллергиков после укуса. Я знаю, я вскрывала.
В моей картинке мира самое страшное, это не смерть. Полная парализация, хуже я себе представить не могу. А варианты я знаю разные. Твой мозг активен, ты всё чувствуешь, а сделать ничего не можешь. Остается только осознавать, что ты обуза для окружающих, для родных. Осознаешь и страдаешь. Сейчас состояние схожее. Мне жизненно важно чтоб меня пожалели, я к папе хочу. Если он скажет, что всё будет хорошо – я поверю. Себе не очень.
Чувствую прикосновение к своей голове. Галлюцинации по заявкам? По ощущениям кто – то гладит мою голову. По хорошему мне бы напрячься, но я расслабляюсь и лежу неподвижно, в голове приятная пустота.
Спустя какое – то время музыка становится громче, я слышу женский визг. Окна в комнате закрыты, зачем так орать?
- Никакого сострадания, - бормочу себе под нос. Я - то уверена, что одна в комнате нахожусь, звука открывающейся двери и шагов я не слышала.
«Могла и оглохнуть» - проносится мысль, и я ничтожно жалобно хлюпаю носом.
Ругаю себя, и всё равно жалею. Всё детство я слышала, что сестренку надо жалеть, мне ведь в отличие от неё повезло, физически заметных отклонений я не имею. Мама большую часть времени с сестрой проводила, если бы не папа, росла бы я как сорняк в заброшенном поле. Мои проблемы мало маму заботили, жалеть меня причин она не видела. Папе в принципе не самый чувствительный человек, да и не рискнула бы я ему сетовать. Сейчас же, под воздействием яда, жалость к себе прорвалась наружу. Сколиоз сестры был успешно прооперирован, к нашему совершеннолетию следов почти не осталось, зато её ненависть ко мне никуда не делась. И как итог, неполноценная осталась только я, у неё и ребенок, и муж имеются. Если я помру от укуса ползающей твари, в доме хрен пойми какого авторитета, и по совместительству наркоторговца, это будет легендарным концом. Сейчас папа стесняется моей специализации, а потом ещё и причину смерти будет скрывать. Теперь из меня вылетает смешок. «Нууу припадочная» - сетует мой внутренний голос.
- Такая девочка хорошенькая, - слышу приглушенный голос хозяина дома, и машинально открываю глаза. Темнота менее темной не становится, - Отдыхай, я зашел тебя проведать. Костя сказал, что ты отказалась ехать к врачу. Может вызвать тебе? У меня есть хороший, - добавляет, немного подумав, - Не по этой части, но всё же.
Отрицательно качаю головой.
Хочется подтянуться на кровати, но у меня самым натуральным образом нет на это сил.
- Ты плакала. Так сильно больно? – спрашивает участливо, в голосе слышится теплота.
Не скажу же я незнакомому человеку, что попросту жалею себя. Минутка самоуничижения. Приходится на ощупь приподнять простынь, ногой я двигать не могу, слишком болезненно, но этого достаточно. Мужчина звучно, со всей искренностью, матерится.
- Сейчас позову парней. Тут в клинику нужно, - произносит сердито, и под нос себе добавляет про безалаберность молодежи.
Кладу руку на его, которую чувствую рядом со своим боком.
- Никуда я не поеду. Это пройдет, - говорю негромко, хочется верить, что убедительно.
- Ты понимаешь, как это может быть серьезно? – назидательно произносит.
Я та, кто точно знает. Но медики часто халатно к своему здоровью относятся, а мне – то и вовсе свыше послано. Судебник в морге, это круче сапожника без сапог.
- Понимаю, я уже выпила лекарство. Но я не ожидала тут такой встречи приятной, поэтому Косте и пришлось поехать.
- Я могу тебе чем – то помочь?
- Разгоните этих ржущих женщин из под окон, они меня бесят, - грусть, тоска и зависть меня одолевают. Лучше бы оглохла, и не слышала, что там завывает исполнитель, который мне в принципе нравится.
Виктор Анатольевич смеется. По характерным звукам становится понятно, что он печатает в телефоне. Буквально минут через пять звук стихает. Вот так вот просто? Можно было просить что угодно?
- Вы джин или добрый фей?
- Точно не добрый, - слышу его глухой смешок, - Но тебе могу предоставить вторую попытку, и даже третью, как никак в моем доме с тобой такое произошло. Очень, конечно, занятно. Только у вас, но парни всё проверят.
- Да мне ничего не нужно вроде. Разве что… Можете темноту с глаз убрать? Была бы признательна.
- Занятный ты экземпляр. Даже жалко отпускать. Большинство из тех, кто тебя сейчас раздражал, такой бы список выкатили, и ещё бы добавили. Совершенно ничего не хочется?
Совершенно. Ребеночка разве что, но такое нельзя говорить, не поймет, и к моменту возвращения Кости поимеют меня толпой.
- У меня из желаемого всё есть, а то чего нет, Вы дать мне не сможете, - половина пластины антигистаминных действовать начинает, ко мне возвращается моё привычное занудство.
- Я бы не был так в этом уверен, Алёна. Возможно, тебе стоит подумать ещё раз, - складывается ощущение, что говорит он о четко определенных вещах.